Конечно же, знал. Не велика тайна. В "царя горы" играют. Никаких тебе выборов, никаких демократических закидонов и никаких компромиссов. Всё по-честному, всё по-звериному: кто всех объегорил или загнул, тот и главный. Сумел силой или хитростью скинуть с трона предыдущего, отпихнув при этом остальных, – царствуй. Только жезл власти сначала предъяви. Он у них что-то вроде ядерного чемоданчика.
Так я Кике и ответил:
– Кто жезл Ваала предъявит, тот и следующий.
– Во-во, жезл, – покивал эгрегор. – А жезл-то пропал. Что если навсегда? Что если с концами?
– С концами, говоришь…- Я задумался. – Ну, не знаю. Наверное, предусмотрены на этот счёт какие-то процедуры. А если нет, тогда им правила срочно нужно менять.
Кика не донёс до рта очередную стопку и криво усмехнулся:
– О чём ты, старичок? Как можно поменять то, чего в принципе нет?
И я вновь был вынужден с ним согласиться.
После этого какое-то время мы молчали. А потом Кика, обведя мутным взглядом зал, сказал:
– Едва ли я вернусь сюда ещё раз.
Сказал с такой грустью, что я подумал: какой хороший актёр. Хотя, быть может, и не актёрствовал. Приличная доза алкоголя порою создаёт иллюзию наличия души.
– Не зарекайся, – посоветовал я. – Верь в лучшее.
И всё, теперь уже совсем-совсем не о чем нам стало говорить. Можно так сказать. А можно сказать, что тем для продолжения разговора было у нас так много, и все они были настолько важными, что даже и начинать не стоило. Вот если была возможность год из-за стола не вставать, тогда быть может и стоило.
Посидев для приличия ещё какое-то время, я стал собираться.
– Подожди секунду, – попросил эгрегор, а когда я вновь приземлился на стул, спросил с пьяным надрывом: – Скажи, старичок, а ты будешь меня вспоминать?
– Вспоминать не буду, – ответил я. – Просто постараюсь не забывать.
– Честно?
– Честно. Откровенно говоря, ты был мне интересен.
– Это чем же? – спросил он и – своими собственными глазами бы не увидел, ни за что бы ни поверил – размазал по щеке слезу.
– А тем, что интересовался мною, – тщательно скрывая смущения, ответил я. – Это в наше время дорогого стоит.
С этими словами попрощался кивком и – уймись волненье, замри слеза – решительно встал из-за стола.