Мы со Свиньей ничего не говорим.
Долина простирается перед нами, ночью неожиданно широкая и туманная. По ней стелются седые гривы, изредка мелькают какие-то тени. Вдали, за волнующимся, мерцающим голубым озером полночного луга, по которому разбегаются лазурные круги, темнеет невысокая насыпь. Изредка к мосту пролетают поезда и электрички. В электричках у раскрытых дверей сидят мужики, глядят в лицо тьмы, курят с пониманием и бросают вниз окурки, которые алыми огнями катятся в воздушных вихрях над рельсами.
- Куда мы идем, Тань? — робко спрашиваю я.
- Всюду нос суешь, всюду лезешь, — ворчит Ганька. — На одну поляну идем возле Старой Багарякской дороги... Будем проходить первую ступень в самоочищении — очищаться от суеты. Чтобы в зелье кровь пошла без ее гена. И чтобы в крови реципиента ДНК выстраивалась по ее подобию...
- А почему от суеты? — не унимаюсь я. — Может, например, лучше от обмана?..
Мы доходим до Старой Багарякской дороги и снорачиваем на полузаросший проселок. Сверху наваливаются деревья, и становится совсем темно, лишь в чаще изредка пробивается свечение фосфорической плесени да под опавшей листвой и хвоей горят, как красные лампы, невысокие мухоморы.
- Обман — производная духа, — поясняет Танька - А суета зачастую одна из составляющих. Суета - это коррозия духа.
— А мне можно очиститься от суеты?.. — вдруг тихо просит Барабанов. — Может, и я кого-нибудь полюблю?..
Танька чего-то ворчит, что всякие олухи навязываются на ее шею, но разрешает, если хватит эликсира.
Некоторое время мы молча идем по лесу.
— В человеке есть незримые стены, — снова говорит Танька, срывая травинку и хватая ее губами, — которые отделяют его от других людей, от природы, от понимания... А суета не дает человеку найти в себе этот предел, а если такое и происходит, то не дает его преодолевать. Поэтому очищение для зелья надо начинать с очищения от суеты.
И опять мы молчим, шагая в траве.
— У меня был один знакомый охотник, — сообщает Танька. — Однажды он приехал сюда охотиться, и на Багаряке птицы заклевали его насмерть. От него остался один только стих:
Как дойду до тихой реки,
Без сомнения и без зла,
С легким лязгом взведу курки,
Гляну в гладкие два ствола.
Цифры строгие черных гнезд —
Слуги прошлого — только тронь!
Два цилиндра свинцовых звезд
Молча выложу на ладонь.
Каждой вечности — свой патрон.
Пусть ответит за все сполна
Разделяющий нас закон,
Возведенная в нас стена.
Но за этой глухой стеной
Безотчетный почую страх...
Птицу, поданную волной,
Тихо вынесу на руках.
- Вот и пришли, — говорит Танька, и мы сворачиваем с дороги на небольшую поляну. — Ставьте раму на пень.