– Я тоже так думаю. – Рената невольно улыбнулась. – Осталось только эту маму найти.
– Я это сделаю сегодня же, – кивнул он.
– Наверное, все-таки завтра. – Рената взглянула на круглые коридорные часы. – Без пяти двенадцать. Уже ночь.
«Давно надо было научиться машину водить, – подумала она. – Сейчас бы не высчитывала, успею в метро или не успею».
Это приходило ей в голову каждый раз, когда она задерживалась на работе. И каждый раз Рената потом понимала, что в таком вот состоянии, когда после сильной сосредоточенности ее внимание совершенно рассеяно, вряд ли она смогла бы сесть за руль. Так что машина ей ни к чему. Лучше взять такси.
А в нынешнем ее позднем возвращении домой имелась даже положительная сторона: можно было сразу позвонить в Нью-Йорк Ирке, узнать, не прибавилось ли у нее молока, и как там Сашка с Дашкой, что у них нового случилось за те три дня, которые прошли после предыдущего разговора.
– Езжайте домой, отдохните, – сказала Рената долговязому парню. – Завтра займетесь делами вашей актрисы.
– Да, – кивнул он.
И улыбнулся. От улыбки его глаза стали как янтарь. Ренате еще в детстве всегда казалось, что янтарь светится изнутри, и она всегда удивлялась, как такое может быть.
«Хороший мальчик, – подумала она, улыбнувшись про себя. – Даже удивительно, мне казалось, таких уже не бывает. Ну, привез роженицу в больницу, это еще кое-как, хотя тоже мог бы просто «Скорую» вызвать. Но еще и дождался ведь, пока она родит. А может, это все-таки его ребенок, просто он признаваться не хочет?»
Но слишком долго думать о постороннем человеке, пусть даже с такими прекрасными глазами, как у этого парня, ей совсем не хотелось. Все-таки она сильно устала. И, кивнув ему на прощание, Рената ушла в ординаторскую переодеваться.
Ночной ветер несся по Второй линии Васильевского острова, как по гулкой трубе, гудел и свистел, сжатый домами, и лишь где-то вдалеке, над Невой, наконец вырывался на свободу.
Ветер так яростно набросился на Ренату, как только она вышла из больницы, что ей показалось, сейчас он и ее понесет по этой трубе и швырнет прямо в холодную невскую воду.
Ну да для апреля это было обычно. Вечная ветреная питерская погода.
Рената подняла воротник пальто, до носа закуталась в шарф и натянула шляпку пониже на лоб. Шляпка эта из сиреневого сукна очень ей нравилась: во-первых, она плотно прилегала к голове и не могла поэтому улететь даже от самого сильного ветра, а во-вторых, было в ее мягких, опущенных вниз узких полях что-то позабытое, возможно, старомодное, но хорошего вкуса.