Началась мирная жизнь, работа. Дети все вылетели из гнезда. Приезжали погостить да внуков пожить оставляли нам с Наташей на игрушку, скучать не приходилось.
Проработал я до 1953 года, в апреле девятого числа сдал свои дела и вышел на пенсию. Вот теперь живу и скучаю, привычка даёт себя чувствовать, всё работал, боролся, чем-то руководил, за что-то отвечал, а тут вдруг стал свободен. Сначала я по дому что-то ладил, дачу строил, а после здоровье стало ухудшаться, ноги стали плохо ходить, а руки сильно болеть. Тут-то я понял, что старость это не молодость и что она не проходит. Теперь уж и в город ходить перестал, только в библиотеку, чтоб книжки менять, ими и убиваю время. Да пишу эти записки, вдруг кто прочтет потом.
Глава 11. ДЕТИ
— Наш папа — певец, а мама — драматург.
— А что она делает?
— Целый день разговаривает по телефону, — объясняли маленькие Петя и Паша своё семейное положение.
Мы с Сашей впали в бурный роман, замешанный на чувственности, богемной общности и сходстве детских комплексов. Он был невероятно хорош собой и жизненно опытнее меня: на пять лет старше, в шестнадцать покинул отчий дом, учился в третьем учебном заведении, объездил много городов. При всей бойкости и сообразительности я, московская девочка, не умела заплатить за квартиру, потребовать сдачу в магазине и поджарить толком яичницу. Самыми горячими блюдами в моём арбатском салоне были кофе и разогретые под струёй воды болгарские голубцы в железной банке. Саша, как всякий мигрант, рванувший в столицу, соображал по части выживания в сто раз больше.
Семьи были похожи: отцы — военные специалисты в первой части жизни, матери — советские кастраторши. Моя — с медицинским образованием, Сашина — с педагогическим. Разница семейных сценариев была в том, что, колеся по стране как жена военного, моя матушка отказалась от карьеры, а Сашина — целиком вложилась в неё и обошла мужа на социальном поле.
Нас пекли в похожих печках, и технология нарушения родительских запретов у нас совпадала. Кроме влюблённости и понимания творческих запросов друг друга (Сашу метили в гениальные певцы, меня — в гениальные поэтессы), манила возможность стать взрослыми, самостоятельными и послать подальше давящих родственников.
У Верки была навязчивая идея: «Не делай этого, он слишком красивый, он женится на московской прописке!». Я хохотала, потому что за километр было видно, что Саша — персонаж трепетный, отягощенный имиджем героя-любовника и суперменскими комплексами. «Он же с нами не советовался, когда женился», — припоминала свекровь в самые горячие минуты разборок: «Он нам только дал телеграмму про то, что у тебя такие глаза, такие волосы и что свадьба в конце августа!».