Как большинство совковых жён, мама допускала отца в воспитание исключительно в роли полицейского. И со всей страстью социально нереализованной женщины отдавалась бесконечным внутрисемейным провокациям.
2 марта 1968 года днём папа умер на моих глазах. От него осталась редко посещаемая могила, много-много книг, двое детей, и неправда, которую мама рассказывает себе и всем остальным.
Ещё осталась тетрадь с записями, озаглавленная им «Всякая всячина». Смесь анекдотов, цитат и заметок. Например:
«— Портфель у вас всегда такой пухлый, что вы в нём носите?
— Часть ума и грязное бельё».
«Муж не всегда находит педаль, приводящую в действие клавиатуру женской души, любовник порой тоже терпит неудачу, сын же — никогда. В скорбной повести без любви, так часто являющейся уделом женщины, сын — всегда герой, ему отводится первая, главная роль. Альфонс Доде».
«Слава — хорошая сигара, засунутая горящим концом и пеплом в рот».
«Девушка говорит подруге в троллейбусе: «— Знаешь, оказывается, Гобсек — это литературный герой, а я думала, это сокращение, как Госплан».
«В госпитале лежал моряк, севастополец, раненный в живот. Врач убивался над ним больше двух месяцев. Вылечил и сказал: «Ну, живи теперь».
Моряк ушёл сияющий и благодарный. А через два часа «скорая помощь» привезла в тот же госпиталь к тому же врачу того же моряка. Он попал под трамвай, и ему отрезало обе ноги. Доктор посмотрел на него и сказал: «Вот тебе раз…»
Отец называл маму ЛЮ, как Маяковский Лилю Брик. Несмотря на погоны, на папе всегда лежал налёт ИФЛИвской тусовки.
Как мне не хватало отца в этой жизни, как много хотелось с ним обсудить. В том числе и претензии к нему, к его времени. Впрочем, как говорила Марина Цветаева: «Дети сначала любят, потом судят, потом жалеют родителей».
Глава 5. БЕЗ ПАПЫ
Через несколько дней после похорон отца мне предстояло самостоятельно ехать в интернат с чемоданчиком, набитым вещами на неделю, с проспекта Вернадского до Сокольников, а там двадцать минут на автобусе. Никого не волновало, что я еще маленькая. Оставшись без главы, семья растерялась. Дед не помогал, а тратил деньги на женщин. Мама всенародно осуждала его чёрствость, но денег не просила и не зарабатывала.
Я понимала, что она не способна быть самостоятельной, поэтому пошла в галантерею, купила ей пачку хны и сказала: «Ты должна покрасить волосы и выйти замуж».
Я не знала, что седину на чёрных волосах нельзя закрасить хной.
Я была оглушена тем, что у меня больше нет папы. Но в интернате было понято, что теперь я стала как все, и началось выпихивание меня из привычной роли. Начались конфликты. В шестом классе я начала носить под мышкой книгу «Основы марксистской философии», выписывать оттуда цитаты в тетрадку и пытаться излагать что-то на публику. Классную это насторожило: «Администрация интерната не хочет отвечать за ребёнка, читающего книги не по возрасту».