Наши домашние дела (Порецкий) - страница 44

въ "Отечественныхъ Запискахъ". Они, эти добрые прiятели, такъ запугали составителя, что вынудили его принесть публичное покаянiе въ слѣдующихъ, печатно сказанныхъ имъ словахъ:

"…въ должность мирового посредника изъявилъ желанiе вступить "Свѣточъ", но, говорятъ, пока неудачно. Гораздо болѣе способности къ этому званiю имѣетъ «Время», но журналъ этотъ занялъ уже другую, не менѣе почетную должность — должность присяжнаго судьи, безпристрастно изрекающаго приговоры. И то хорошо. "Русскiй Вѣстникъ" будетъ стало-быть ловить мазуриковъ, а «Время» судить ихъ. Значитъ въ литературныхъ судахъ воцарится наконецъ правда…"

Добрые прiятели увѣрили составителя Хроники, что тутъ есть слова, "которыя могутъ оскорбить нѣкоторыхъ уважаемыхъ людей ", и что по этимъ словамъ онъ "можетъ быть обвиненъ въ зломъ умыслѣ, въ личномъ оскорбленiи, расчитанно нанесенномъ какимъ-то личнымъ врагамъ и противникамъ".

Ну, если въ этихъ словахъ непремѣнно подозрѣвать личную вражду и видѣть злой умыселъ, то конечно немудрено не только всю нашу журналистику принять за непроходимую усобицу и смуту, но пожалуй и вообразить въ самомъ дѣлѣ близость свѣтапредставленiя! Мы не думаемъ и не хотимъ причислять себя къ разряду уважаемыхъ людей, о которыхъ тутъ говорится; поэтому опасенiя составителя и его добрыхъ прiятелей могли бы и не относить къ себѣ; но такъ какъ во фразѣ, возбудившей эти опасенiя, говорится и о журналѣ «Время», то мы все-таки объяснимся за себя. Мы замѣтили эту фразу и, понявъ ее точно такъ, какъ объяснилъ впослѣдствiи самъ составитель, приняли ее за легкую шутку, за острое словцо, отъ котораго можно отшутиться, но можно пожалуй и не отшучиваться, а просто встрѣтить и проводить его минутной улыбкой. Обижаться… да чѣмъ же обижаться? да стòитъ ли это того, чтобъ обижаться?.. Какъ приняли эту шутку уважаемые люди — не знаемъ; но полагаемъ, что если они приняли ее за личное оскорбленiе и злой умыселъ, то послѣ этого можно было бы и не слишкомъ уважать ихъ, по крайней мѣрѣ ихъ личный характеръ, независимо отъ ихъ другихъ, можетъ-быть несомнѣнно достойныхъ уваженiя качествъ.

Мы замѣтили шуточную фразу, о которой идетъ рѣчь, тотчасъ какъ только попалась намъ въ руки майская книга "Отечественныхъ Записокъ", потомучто съ нѣкотораго времени разрѣзываемъ Современную хронику съ надеждою найти тамъ одну, двѣ, а можетъ-быть и нѣсколько страницъ, въ которыхъ скажется живое и сильное слово, и эта надежда насъ иногда не обманываетъ, особенно если тамъ рѣчь зайдетъ о предметѣ, о которомъ должно-быть долго накипало и много накипѣло нà сердцѣ у составителя. Пусть эти немногiя страницы тонутъ во множествѣ другихъ страницъ, составляющихъ настоящую, въ собственномъ смыслѣ хронику, со всею свойственною хроникамъ сухостью; но за эти немногiя живыя страницы мы готовы мириться съ двумя печатными листами голыхъ выписокъ и сухого перечня распоряженiй и происшествiй. Мы надѣемся всякiй разъ найти живое слово въ хроникѣ не потому конечно, чтобы лично знали составителя (мы его совсѣмъ не знаемъ), а потому только, что намъ стало знакомо его честное слово. За то, не зная его и не имѣя къ нему никакихъ личныхъ отношенiй, мы готовы принять незлобно сказанную имъ на нашъ счетъ, хотя бы даже и рѣзкую шутку; а о личной враждѣ и личныхъ оскорбленiяхъ здѣсь очевидно не можетъ быть ни слова, ни помышленiя. Самъ составитель, въ своей покаянной замѣткѣ, говоритъ, что онъ "такъ мало сталкивался съ литературными кружками, что не имѣлъ возможности изучить ихъ на столько, чтобъ воспылать къ нимъ враждою". Зачѣмъ же онъ вѣритъ тому, что кто-нибудь можетъ заподозрить его въ зломъ умыслѣ, враждѣ и расчитанномъ личномъ оскорбленiи? Неужели кто-нибудь въ самомъ дѣлѣ можетъ подумать, что онъ дошолъ до вражды и даже ненависти за то напримѣръ, что въ какихъ-то игривыхъ и смѣхотворныхъ стишкахъ упомянуто о какой-то его бывшей фуражкѣ? Воля ваша, если (какъ и слѣдуетъ) не принимать въ расчетъ, что кромѣ литературныхъ, могутъ существовать еще между людьми частныя, домашнiя отношенiя, съ фуражками, перчатками и другими предметами частной собственности; если судить только по тому, чтò является въ печати, то нѣтъ возможности, въ присутствiи здраваго смысла, допустить уродливое предположенiе объ этой враждѣ и ненависти составителя; а человѣку совсѣмъ постороннему и понять тутъ что-нибудь невозможно… Нельзя стало быть не вспомнить при этомъ, что возникаютъ иногда опасенiя вслѣдствiе особеннаго предрасположенiя къ ложному, призрачному страху, похожему на тотъ страхъ, который порождаетъ звѣзда съ хвостомъ или явленiе на небѣ огненныхъ столбовъ, предвѣщающихъ войну и неразлучный съ нею рекрутскiй наборъ… Кто же напустилъ этотъ страхъ? Какая зловѣщая комета успѣла подѣйствовать на пугливое воображенiе нашей журналистики до такой степени, что она принялась бичевать самое себя за упадокъ нравовъ, за надостатокъ братолюбiя, сердечнаго согласiя и всякихъ мирныхъ добродѣтелей? Не рѣшая этого темнаго вопроса, взглянемъ на себя еще съ другой стороны.