В противоположность равви Шмелке, равви Мешуллам Зуся, известный под именем равви Реб Зише, был особого рода праведником, жившим среди людей. В довольно поздние времена, в тесных рамках небольшого восточного гетто, в его лице вновь появился «юродивый», «дурачок Божий», специфический персонаж, известный из легенд китайских буддистов, суфийских преданий и историй про учеников Св. Франциска Ассизского. Впрочем, фигуру равви Зуси можно интерпретировать и как своеобразный восточноевропейский еврейский тип бадхана, шута, в основном встречавшегося на свадьбах, но в облике этого равви превратившегося в святого. Перед нами человек, который, вследствие своей непосредственной связи с Богом, нарушает нормы и правила социальной жизни, хотя и продолжает при этом активно участвовать в делах окружающих его людей. Он не порывает с общиной; он просто отстраняется. Его одиночество перед лицом вечного «Ты» – это не одиночество затворника, но человека, связанного с миром и преданного ему, человека, соединившего свое внутреннее «я» со всеми живыми существами. Он проводит свою жизнь среди близких и соседей, хотя и отстраненно от них, но неразрывно с ними: относясь к их грехам, как к своим собственным, радуясь за них и за все творения, пребывая в свободе, дарованной ему Богом. Но так уж устроены люди, что они не могут принять подобной позиции, препятствующей их уходу от Бога, и поэтому относятся к насмехающемуся над ними, как к «юродивому». Они заставляют его страдать. Они не удостаивают его короткого мученичества, но глумятся над ним в течение всей жизни. А «юродивый» лишь радуется этому. Но люди, даже мучающие святого, в конце концов загораются, глядя на него, самой возвышенной любовью, и именно такой любовью они любили равви Зусю.
Равви Элимелек, прозванный равви Реб Мелек, был братом равви Зуси; в юности они вместе странствовали. Год за годом они ходили по разным местам, подражая изгнанному Присутствию Божию (Шехине) и ища пробудившиеся или готовые к пробуждению души. Затем их пути разошлись. Зуся поселился на одном месте, хотя снова и снова чувствовал потребность к странствиям; даже в старости он оставался похожим на мальчика, игравшего на свистульке песню Богу*[35]. Элимелек же стал вождем людей по призванию. Ему также был ведом вневременной мир экстаза, но присущий ему ясный и безошибочный ум научил его сторониться соблазнов экстатических состояний, соединяя жизнь духа с деятельностью организатора. Это был человек, возглавлявший одновременно хасидскую школу и хасидскую конгрегацию, и поэтому равви Элимелека следует считать подлинным преемником Великого Маггида. Хотя равви Элимелек уступает Маггиду как оригинальный мыслитель, он равен ему по своей организаторской способности и даже превосходит его своим интуитивным знанием различных типов людей, их недостатков и потребностей и тех средств, какими этим людям следует помогать. В памяти народа, оформившейся в виде легенды, он занимает место врачевателя душ, человека, обладавшего способностью изгонять демонов, чудесного советника и руководителя.