— Поступить в ***полк, — добавил он, — меня подвигла главным образом надежда обрести здесь добрые знакомства. Мне известно, что это весьма уважаемый, прославленный полк, а мой друг Денни еще больше соблазнил меня своими рассказами о городе, где они сейчас квартируют: о превосходном обществе и радушии, которым они окружены здесь. Признаюсь, я не могу обходиться без общества. Я претерпел разочарования, и мой дух не вынесет одиночества. Мне необходимы занятия и общество. Я не предназначался для военной жизни, но обстоятельства сделали ее желанной. Моим поприщем должна была стать церковь, я был воспитан и получил образование, чтобы посвятить себя церкви, и сейчас имел бы завидный приход, если бы так было благоугодно джентльмену, о котором мы только что говорили.
— Неужели!
— Да. Покойный мистер Дарси завещал мне лучший приход из имевшихся в его распоряжении, когда тот станет вакантным. Он был моим крестным отцом и питал ко мне глубокую привязанность. Я не в силах воздать должное его доброте. Он намеревался щедро меня обеспечить и думал, что сделал это. Но, когда приход освободился, он достался другому.
— Боже великий! — вскричала Элизабет. — Но как же так? Как можно было так пренебречь волей покойного? Почему вы не прибегли к помощи закона?
— Этот пункт завещания был составлен столь неясно, что закон был бы бессилен. Благородный человек не мог бы усомниться в намерении покойного, но мистер Дарси изволил усомниться… или счесть его лишь пожеланием, заявив при этом, что я сам лишил себя всяких прав мотовством, легкомыслием — короче говоря, чем угодно или вовсе ничем. Безусловно одно: приход стал вакантен два года назад, как раз когда я достиг возраста, дозволяющего получить его, но он был отдан другому. И столь же безусловно, что я не смогу обвинить себя в том, будто правда тем или иным своим поступком заслужил его лишиться. У меня пылкий неосмотрительный нрав, и, быть может, я порой слишком несдержанно высказывал свое мнение о нем и ему. Ничего хуже я припомнить не могу. Беда в том, что мы совсем разные люди, и он меня ненавидит.
— Это неслыханно! Он заслуживает публичного изобличения.
— Рано или поздно он его не избежит… Но сделаю это не я. Пока я храню память о его отце, ему не угрожает от меня ни возмездие, ни обличение.
Элизабет воздала должное его благородству и подумала, что он еще никогда не выглядел столь красивым.
— Но что, — спросила он после некоторого молчания, — могло толкнуть его на это? Что заставило его поступать так жестоко?
— Глубокая неукротимая неприязнь ко мне, неприязнь, объяснение которой я могу найти лишь в зависти. Если бы покойный мистер Дарси меньше благоволил ко мне, возможно, его сын легче примирился бы со мной. Но необычайная привязанность его отца ко мне вызывала в нем злобу еще в отрочестве. Не в его характере было терпеть тот род соперничества, который возник между нами, то предпочтение, которое часто отдавалось мне.