Однако Стат Косакри взаимодействует с подсознанием уже не первый цикл. Он достаточно быстро, и кстати очень вовремя, выходит из столбняка.
– Отставить самосуд! Вы ж офицеры, а не мальчики. Наручники на него. И допросим прямо тут, нечего время терять.
И сразу приятно, ибо быстро, как положено и сходу вершится приказание. Вот что значит совпадение фаз движущихся снизу и сверху. Конечно, вести беседы в аккумуляторной не сахар: тут тебе и запахи, и в носу свербит, и глаза потихоньку выедает, но время терять действительно нечего, а тем более момент.
– Меццо-сопрано-фельдшер, вопрос первый. Где ты дел…
Но сюрпризы продолжаются, фантазия творца еще не иссякла.
– Я не меццо-сопрано-фельдшер, – доносится сквозь всхлипывания. – Я тенор-лейтенант.
– Ты чё бредишь, Дудуко? – врезается в разговор линейный помощник Пелеко. – Хочешь пройти за помешанного? В каких это войсках…
– Да, у «чёрных чаек», понятное дело, – Бук Дудуко явно хочет стереть слезы, но верхние конечности стянуты за спиной.
– Ладно, о званиях после, – вмешивается Косакри. – Где руки дел? Инженерные, ясно как двойной зенит.
– Тут они, плавают где-то, – Бук Дудуко оглядывается. Из-за застилающих глаза слез, а может действительно от полной дезориентации, он явно не может вспомнить в какую из кислотных ванн забросил эти самые руки.
– Осмотрите все ванны! – командует Косакри. – Может, еще не растворились совсем.
Он изучающе смотрит на лже-фельдшера.
– А может и тебя вместе с ними растворить, а?!
Бук Дудуко всхлипывает, бормочет нечто неразборчивое, в виде «не надо, капитан».
– Так зачем ты убил его, выкормыш Мятой?!
– Задача… задание… получил.
– Что ты врешь, а? Как ты мог получить его? Вся связь с Эйрарбией идет через меня.
– Напрямую ведь… напрямую от начальства.
– И кто начальник?!
– Не могу… не имею…
– Быстро, гад!
– Сопрано-майор.
– Кто? – не притворно удивляется Косакри, ибо званий подобного рода, по его сведениям, на борту не имеется.
– Что ты нам лапшу… – снова встряет Пелеко, но Косакри уже соображает о чем речь и выкручивается.
– Сопрано-майор «чёрных чаек», разумеется, да?
Однако, видимо, внешний напор наконец-то производит внутри Бука Дудуко отрезвляющее действие. Накрывшая его здесь, в «четвертой аккумуляторной», истерика внезапно сходит на нет. Рот перестает кривиться, а сопли бежать. Но еще до того, как он поднимает все еще затуманенный взгляд на Косакри, тот понимает, что благотворный момент допроса упущен. И нужно срочно делать какой-нибудь новый неожиданный финт – ставить подсознанию свои подножки.
– Сопрано-майор Эуд, так, Дудуко?