— Мне не удалось встретить пароход из Мохэ, — сказал я. Это была условная фраза. — Он ушел за несколько минут до моего приезда в Сахалян.
На другом конце провода прозвучало что-то похожее на хрип. Так Янагита выражал свое недовольство.
— Когда вернется?
— Пароход закончил навигацию.
Теперь уже не хрип, а стон бился в трубке. Янагита едва сдерживал себя:
— Догоните!
— Не знаю расписания.
— Узнайте! Приказ должен быть выполнен
Тарабарщина, которой мы пользовались, не давала мне возможности объяснить шефу, что произошло в Сахаляне, поэтому Янагита, рисуя себе воображаемую картину, свирепел. Он отбросил условность и заговорил так, будто никакой конспирации не было и мы находились не у телефонных аппаратов, отдаленных друг от друга половиной Маньчжурии, а сидели у него в кабинете и беседовали с глазу на глаз.
— Сделайте невозможное, переверните Сахалян, достаньте ее из-под земли. Из-под земли, слышите!
— В таком случае я вынужден буду раскрыть себя.
— Запрещаю.
— Как же мне поступить?
— Выполняйте приказ.
— Не могу.
Янагита оторопел:
— Что это значит?
Я все еще пытался держаться в рамках конспирации:
— Парохода не будет. Не будет — понимаете?
— Никогда?
— Кажется…
В трубке послышалось что-то похожее на вздох облегчения.
— Хорошо. Действуйте сообразно обстоятельствам.
Я ждал конца Кати. Все зависело теперь от времени, и только от времени
Но где ждать? Приказ Янагиты забросил меня в чужой город. Он мог, конечно, мгновенно стать своим, стоило лишь объявить в любом отеле, кто я. Да и без объявления меня приняли бы, предоставили кров — везде наши агенты, везде слуги Комуцубары. Они знают капитана Сигэки. Должны знать. За что же иначе получают эти бесчисленные господа деньги?
Свой и чужой Сахалян. В эту минуту чужой.
А на улице вечер, осенний вечер с тьмой и холодом.
Я иду на вокзал, беру билет и сажусь в поезд. Сажусь не потому, что мне хочется совершить прогулку по железной дороге (это, кстати, не прогулка, если иметь в виду наши поезда и пейзаж за окном вагона), не потому, что хочу покинуть навсегда Сахалян, просто надо немного отдохнуть и согреться. Утром с этим же поездом или другим, идущим на север, к Амуру, я вернусь в Сахалян… Вернусь, чтобы бродить по его улицам. Ждать, ждать, ждать…
Недели мне показалось достаточно для завершения операции. Странной и страшной операции. А понадобилось всего три дня.
Каждое утро я сходил с поезда и звонил в отель. В одно и то же время и одним и тем же голосом произносил:
— Катя вернулась?
Мне отвечали:
— Не вернулась.
И снова:
— Не вернулась. Не вернулась…
И вдруг: