Человеческий закон, наоборот, все время пробует, нащупывает, не имея стойких прецедентов и по самой природе своей изменчив. За краткий исторический период нашего существования, за жалкие десять тысяч лет, которые суть лишь единое мгновение на часах вечности, мы не в состоянии были формулировать господствующего закона, которому подчинены все другие. Климат, раса и условия жизни всюду налагают ограничения, и в этих пределах различные, цивилизации выработали ряд установлений, все возрастающих в сложности и не способных удержаться в состязательной борьбе. Кто-то сказал, и сразу все поверили, что неподвижность застоя гибельная для нации, что это и есть закон законов. Как аналогия, выдвигался рост ребенка. Находились, однако, смелые умы, утверждавшие будто, если ребенка с младенчества заключить в плотно облегающую его железную клетку, он расти не будет. Но такого рода спекуляции неприложимы к человечеству в целом. Быть может, правда в том, что ничто так не пугает нас, как идея о способности человека расти. Разве мыслимо, чтобы на свете была человеческая раса более мудрая и совершенная чем наша собственная?
Тем не менее, из всех путаных размышлений вытекает одна точно установления аксиома, - а именно, что род человеческий не может жить без какого-либо закона. Свои установления и правила есть даже у первобытных дикарей. При первых же столкновениях между собой отдельных личностей вырабатываются практические правила, будь то: «спеши ударить первый» или же: «Если тебя ударят по одной щеке, подставь другую», - хотя второе правило доныне не пошло дальше теории.
В не имевший прецедентов год появления новой чумы, все старые законы и установления были выброшены за борт, но уже через три месяца человечество начало вырабатывать новый кодекс законов. В эти месяцы столкновения между собой индивидуумов были свирепы и губительны. Женщины, перед лицом смерти, грабили и убивали, как в первобытной древности, не связанные долее надоедливыми путами цивилизации двадцатого столетия, и законами, которых женщины никогда особенно не чтили, и не выполняли буквально. Ведь все эти сложные и непонятные законы были сочинены мужчинами и для мужчин, и после чумы применять их было некому, так как ни одна женщина и немногие из мужчин имели, вообще, понятие о том, что такое закон. Сами законодатели обыкновенно ждали приговора какого-нибудь предубежденного или беспристрастного судьи. Но через три месяца после великого бегства женщин из больших городов, стал нарождаться один господствующий закон. Не начертанный на каменных таблицах, не заключенный в толстый кодекс, ют чтения которого может сделаться несварение желудка; не формулированный логически после серьезного обсуждения торжественно заседающей комиссией. Закон этот был признан таковым потому, что он являлся необходимостью для жизни большинства, и, хотя это большинство было не сплочено, не имело общих разумных целей и никогда точно не формулировало своих требований, перед жатвой новый закон уже вошел в силу и был принят всеми, кроме кучки недовольных аристократов и землевладельцев, как верховное повеление, неоспоримо справедливое.