— Вы, в натуре, откуда? — спросил мужик
— Из бюро добрых услуг.
— Каких услуг? — не понял мужик.
— Добрых. По экстренному выведению из состояния запоя. Околонаучными методами. Другие нуждающиеся в доме есть?
— Нет, только я и Мурка.
Грибов быстро осмотрел помещение. Но ничего не нашел, кроме пустых ящиков и бутылок. И еще переносного магнитофона.
— Ну и где она? — очень по-доброму спросил Грибов.
— Кто она?
— Девочка? Девочка где?
— Какая девочка?
— Вот эта, — сказал Грибов и включил переносной магнитофон.
«Мама. Это я. У меня все хорошо. Меня никто не обижает. Я очень соскучилась…» — сказал магнитофон.
— Ах ты гад! — выдохнул Григорьев. И сжал в руке пистолет. Так, что костяшки пальцев побелели.
Мужик опасливо скосился на пистолет. И сполз на пол. На колени. И так и остался стоять, в коленопреклоненном состоянии. То ли не имея сил подняться. То ли испытывая глубокое раскаяние.
— Не хотел, ребята. Честное слово, не хотел. Заставили…
— Где девочка? Урод! — взял мужика за грудки Григорьев.
— Какая… — завел было старую песню мужик.
— Дочь моя! — заорал Григорьев. — Которую я безумно люблю. И за которую готов зарыть десяток таких ублюдков, как ты! Где дочь моя?! — и рванул воротник рубахи так, что короткой пулеметной очередью во все стороны полетели пуговицы.
Вопли исстрадавшегося по отсутствию дочери папаши впечатляют больше, чем сухие вопросы ведущего допрос следователя Особенно если у того папаши в дрожащей руке боевой пистолет.
— Девочка? Ах девочка…
— Да! Дочь! Моя! — заходился в крике Григорьев, выпуская на перекошенные губы обильную слюну.
— Дочка его. Любимая. За которую он… В состоянии аффекта, — подтвердил Грибов.
— Ах дочь его? Дочь ваша… Так она не здесь. Она в другом доме, — быстро проговорил насмерть перепуганный пьяница. — С ней все нормально. Все хорошо.
— Где в другом?.. — встряхнул Григорьев свою жертву. — Где это место?
— Где — не знаю. Честное слово, не знаю. Мне говорили. Я делал. А больше…
— Врешь?
— Ну честное слово! Ну мамой клянусь! — канючил, плакал, стукался головой о грязный пол коленопреклоненный мужик.
— А деньги? Деньги где? Или тоже не знаешь?
— Какие деньги?
— Которые ты три часа назад получил. В «дипломате».
— Первый раз слышу о деньгах. Не знаю ни о каких деньгах.
Григорьев приблизил свое перекошенное лицо. Вплотную к неустановленной принадлежности чужому лицу.
— Сейчас я тебя убью, — известил он, — потому что ты сволочь и лжец. И не знаешь, где моя дочь. И не знаешь, где деньги. Которые получил три часа тому назад. Убью, и никто меня за это не накажет.
— Ах деньги, — «вспомнил» пьяница, — в «дипломате»? Так бы сразу и сказали. Что деньги. Есть деньги. Вот они деньги. Я просто сразу не понял.