Внутри его собственной головы сгустился сплошной мрак, багрово пульсирующий в такт всплескам крови в висках. Совершенно неожиданно там вспыхнули такие яркие соцветия, словно на черном фоне салют распустился. Роман не сразу сообразил, что это был удар, причем удар в его левую скулу. Лишь секунду спустя к нему пришло ощущение боли, а уже потом из глаз исчезла тьма вместе с фейерверками, позволяя увидеть реальный серенький мир.
Он валялся на боку. Над ним возвышался светловолосый напарник, успевший вооружиться брошенным пистолетом. Его глаза стали из синих темно-фиолетовыми, почти черными. Поспешно отведя взгляд, Роман увидел перед собой Мищенко. Хрипя и выгибаясь дугой, он пытался вытащить сук из глазницы. Упираясь в рыхлую землю, его каблуки то и дело соскальзывали, и тогда он падал плашмя, чтобы затеять свою бессмысленную возню снова. Смотреть на него Роману было еще неприятнее, чем на разгневанного Петра, нависшего над ним.
– За что ты меня? – спросил Роман, чувствуя, как туго ходит в пазах нижняя челюсть.
– Зверь ты конченый, вот за что! – Белобрысого напарника трясло, и он без конца сплевывал, наверняка борясь с тошнотой. – Убивать таких мало!
– Убей, – равнодушно предложил Роман.
Ему вдруг стало все равно. Он даже голову не стал убирать подальше от брыкающихся ног умирающего, рискуя схлопотать добавку к Петиному удару.
– И убью!
– Давай. Бабки сам все заграбастаешь. Делиться не придется, верно? Я за тебя всю грязную работу выполнил, зачем теперь со мной канителиться, да, Петруха? – Роман осторожно подвигал челюстью и заключил: – Ушлый ты оказался. Действуй и дальше в таком же духе – далеко пойдешь.
– Еще раз вякнешь что-нибудь в этом роде, зубы вышибу!
Роман откинулся затылком на холодную землю и затрясся в беззвучном смехе. Вышибить зубы – это совсем не то же самое, что вышибить мозги из пистолета. Все вокруг умирали, один за другим, а у Романа оставалась впереди все та же вечность, которую он отмерил себе еще в раннем детстве.
– Извини, Петруха, – искренним голосом сказал он, когда приступ смеха прошел, а вместе с ним и все то ужасное нервное напряжение, которое переполняло Романа, как перегруженный трансформатор. – Сам не знаю, как все это получилось. Перепсиховал, понимаешь?
– Лечиться надо, – мрачно посоветовал ему впечатлительный напарник, не опуская пистолет. – Ты же больной совсем.
– У меня старенькая мать без крыши над головой осталась, – произнес Роман с трагичным надрывом. – Жена в больнице, рак у нее. И ко всему прочему, – он ударил кулаком по земле, – отец три дня назад повесился, а довел его до петли точно такой же, усатый. – Роман кивнул на умирающего и вздохнул: – Вот и накатило, Петруха. Теперь самому хоть подыхай.