– Ай! – крикнула она очень по-детски, но, прежде чем успела проворно перевернуться на спину, заработала по заднице еще один хлесткий удар ремнем, таким же неумолимым, как тот крокодил, из кожи которого он был сработан.
– Это для профилактики, – пояснил Мамонтов. – Чтобы жизнь медом не казалась. А теперь я тебя слушаю. Внимательно. И лучше бы тебе говорить правду, если не хочешь заработать пряжкой по своей… по своей… – Отдышавшись, он с трудом закончил: – Наглой… физиономии…
По-разбойничьи присвистнув, ремень описал в воздухе замысловатую петлю и сшиб с тумбочки свадебную фотографию.
Даша очень живо представила себе, как будет выглядеть после подобного удара. Заплывший глаз. Распухшие губы. Или вообще уродливый провал в недавно отремонтированных зубах. После этого ей захотелось быть очень искренней и многословной, и ее убивало, что муж не давал ей довести ни одной тирады до конца.
– Я ни в чем не виновата! – взвизгнула она, и тут же, пресекая продолжение, последовало угрюмое:
– А кто виноват?
– Этот псих из «Тойоты»! – продолжала Даша все тем же пронзительным голосом. – Он…
– Он высмотрел на дороге одинокую поблядушку на дорогой машине, – вкрадчиво уточнил Мамонтов. – Она возвращалась из Москвы от своего хахаля. Покусанная, исцелованная. Естественно, мимо такой шлюхи трудно проехать мимо. Он не проехал… И что было дальше?
– Кошмар был, вот что! – Дашин голос начал постепенно падать, как стрелка барометра, почуявшая надвигающуюся бурю. – Подходит он, значит, и…
– …И говорит, – перебил ее Мамонтов, улыбчиво раздвигая бульдожьи щеки. – Мол, говорит, дорогая, давай я тебя как бы изнасилую, а ты как бы испугайся и не оказывай сопротивления… Так?
– Да ты что! – возмутилась Даша.
Она уже пожалела, что обрядилась в это дурацкое коротенькое кимоно, а не в какой-нибудь толстый халат до пят. Теперь не удавалось даже коленки как следует прикрыть, а Мамонтову это, похоже, нравилось.
Вжих! Ремень сшиб на пол еще одну фотографию, особенно любимую Дашей, ту, на которой она целовалась с милым мохнатым осликом на морском побережье. Эта радость случилась целых пять лет назад, но все равно Даше стало обидно, ей показалось, что Мамонтов разбил вдребезги всю ее молодость, раздробил на мелкие осколки все ее светлые воспоминания, да так беспощадно, что из них уже никогда не удастся составить целостную картинку.
– Сволочь! – крикнула она.
Если бы это случилось мгновением позже, она не успела бы высказаться столь живо, поскольку ременная пряжка, лихо присвистнув, проехалась по ее губам. Даша обожала яркие тона помады, но то, что приключилось с ее ртом после соприкосновения с металлической пряжкой, не шло ни в какое сравнение с искусственным макияжем. Раздавленные вишни – вот во что превратились Дашины губы. Сочные и колоритные, хотя ее это ничуть не обрадовало.