– Кто из нас двоих сволочь? – вкрадчиво поинтересовался Мамонтов, разглядывая супругу с таким удовлетворением, которому позавидовал бы сам маркиз де Сад.
– Уж никак не я! – плаксиво заявила Даша, лихорадочно соображая, как бы поплавнее съехать с неудачно затронутой темы.
Рассеченные в кровь губы повиновались ей неохотно.
– Может быть. Но нас двое в этой комнате. Следовательно, сволочью является один из нас. Не хочешь ли уточнить, кто именно?
И были новые посвисты ремня, и новые слезы, и наконец запоздалое раскаяние. Для начала Даше пришлось отказаться от нелепой версии со скоропалительной поездкой на свадьбу подруги. Правду говорить было нелегко, но, когда признание было с горем пополам сделано, Дашина речь ускорилась, потекла гораздо более свободно, почти непринужденно, если бы не распухшие губы. К отвратительному эпизоду на дороге она приступила даже с некоторым облегчением, поскольку тут не чувствовала за собой ни малейшей вины и полагала, что супруг все-таки обязан пожалеть ее, посочувствовать и обратить праведный гнев против насильника.
– Да, – медленно подытожил Мамонтов, когда Дашин рассказ отзвучал, оставив после себя в комнате одну только звенящую тишину. – Хороша у меня жена, ничего не скажешь. Добрая, отзывчивая. Любому проходимцу готова приятное сделать, просто так, от щедрости души. Буквально за красивые глаза.
Даша позволила себе обидеться, впрочем, не выпуская из поля зрения ремня в руках супруга.
– Не понимаю, как ты можешь говорить подобные гадости! – воскликнула она. – В чем тут моя вина?
– Тебя били? Пытали? Вязали веревками? Выкручивали тебе руки, приставляли пистолет к виску? – Мамонтов склонил круглую голову к жирному плечу, дожидаясь ответа с подчеркнуто саркастической миной.
– У него был нож! – взвизгнула Даша.
– Большой? Как у какого-нибудь долбаного Рэмбо, да?
– Не знаю, не видела! Этот подонок не вынимал его из кармана!
– А может быть, и не было никакого ножа? – вкрадчиво спросил Мамонтов. – Может быть, тебе просто захотелось пошалить еще немного? Отметить, так сказать, возвращение на родину… А?
– Но…
Мамонтов перебил ее, страшно кривя лицо:
– Если каждый встречный будет предлагать тебе обслужить его, а ты станешь выполнять все подобные просьбы, то место тебе в борделе, а не в приличном доме!
– Он…
– Можешь не продолжать! Он дал, ты взяла! Уладили дельце полюбовно, так сказать… По обоюдному согласию!
От несправедливости этих упреков у Даши перехватило горло. Порывисто вскочив с кровати, она заметалась по комнате. Босые ноги ступали по пушистому ковру совершенно бесшумно, только кимоно возмущенно шуршало. Кое-как обретя способность изъясняться связно, Даша остановилась напротив мужа и плаксиво спросила: