Теперь наступил черед Петра удивляться:
– Какого еще лавешника?
Мужичок странно посмотрел на него и осторожно спросил:
– Ты, что ли, не в курсах? Разве вы не вместе за бугор намылились?
– А ну, кончай загадками говорить! – рассердился Петр, снова занося гантель. – Лавешник какой-то выдумал! Вот дам сейчас по башке, чтобы не умничал! Насмерть зашибу!
Он не слишком-то и притворялся, между прочим. Хотя чернявый изъяснялся вполне доходчивым языком, в его манере общения проскальзывало что-то блатное, пальцы его рук синели наколками, а от него самого исходил тот самый гниловатый душок зоны, который патологически ненавистен выросшим на воле деревенским жителям. Нет у блатаря более опасного естественного врага, чем деревенский мужик, доведенный до крайности. И состояние у Петра было примерно такое, как у загнанного в угол бугая, готового растоптать или поднять на рога преследующего его волка.
– Э! Э, братишка! – забеспокоился чернявый. – Погоди железякой махать! Кузнец какой выискался! Я ж человек маленький, подневольный. Стингер весь этот зехер затеял, с него и спрашивай.
– Какой еще стингер-фигингер?
– Дракон крылатый… Ну, пахан мой, понимаешь?
– Батя? – уточнил Петр.
– Такого батю махновцу не пожелаешь, в натуре. Чеченцу лютому такого батю не сосватаешь. Сказано тебе: пахан!
Петр поморщился. С настоящими бандитами и их паханами ему еще сталкиваться не приходилось, и желания такого никогда не возникало. Разумеется, он знал, что существует какой-то темный мирок всяких там хаз да малин с хавирами, но его воротило уже от одних этих поганых названий. Дружки из ПТУ и армейские товарищи Петра любили щеголять блатными словечками, но лично он не находил в этом ничего привлекательного. Скажешь, к примеру, «хавка», и во рту гадко становится, будто не о нормальной еде речь идет, а о вонючей тюремной баланде. Назовешь девушку «соской» или «мокрощелкой», такой она и покажется – ни радости от нее, ни удовольствия, одна сплошная грязь.
– И что ему нужно, пахану твоему? – угрюмо спросил Петр. – Чего он от меня хочет?
– Ты разве еще не допер? – Чернявый приподнялся на локте и внимательно посмотрел на него. – Не въехал в тему? – На его разбитых губах проступило нечто вроде глумливой усмешечки.
Впечатление было такое, что он допрашивает Петра, а не наоборот. И последнему это не понравилось:
– Опять загадки? А по башке?
Косясь на нависшую над ним пятикилограммовую угрозу, чернявый ответил Петру таким честным и открытым выражением окровавленного лица, что рука просто не поднималась съездить по нему гантелей.