Со вчерашнего дня вступил в действие сухой закон, объявленный Гванидзе за ужином. Он не поленился собрать все спиртное, имевшееся в доме, и снес его в подвал, а подвал, как и следовало ожидать, закрыл на замок. Но в настоящий момент он храпел в спальне наверху, а Вероника, воспользовавшись его ключом, отправилась на поиски бутылки вина или коньяка… или чего угодно, что могло избавить ее от мук похмельного синдрома.
Осторожно добравшись до последней скрипучей ступеньки, она отпустила поручень и сделала несколько шагов вперед, волоча спадающие сапоги по каменным плитам.
Свеча давала достаточно света, чтобы разглядеть поломанные ящики, железные бочки, валяющиеся на полу кукурузные початки и заставленные всякой рухлядью пристенные стеллажи, которые постепенно таяли во мраке, уходя в глубь подвала.
Вероника продвинулась вперед и вновь остановилась. Куда же этот урод сунул бутылки? В подвале имелось слишком много укромных уголков, чтобы заниматься планомерным обыском. У Вероники же было мало времени. Да и запасы терпения стремительно истощались.
Пройдясь вдоль левого стеллажа, она неожиданно наткнулась на нишу в стене, где стояла на подпорках громадная дубовая бочка. Присев на корточки, Вероника втянула в себя кислый винный аромат и потрогала затычку, вытесанную из деревяшки. Осмотревшись, сняла с полки несколько пыльных трехлитровых банок, поставила их на камни возле бочки. Теперь, если наполнить емкости вином, отнести их в дом и хорошенько припрятать, то перебоев с выпивкой не будет, рассудила она. Но домашняя кислятина – это только домашняя кислятина, а Веронике хотелось чего-нибудь покрепче.
Качнув затычку в бочке, она оставила ее в покое и вновь занялась осмотром стеллажей, где могли храниться конфискованные бутылки. На полках лежали рулоны прелого брезента, сложенные стопками корзины, веревки, доски с гвоздями и прочая рухлядь, от которой не было никакого проку. Пахло плесенью, мышами и еще чем-то довольно тошнотворным. Как если бы в подвале притаилось чудище, выдающее себя зловонным дыханием.
Вероника инстинктивно оглянулась на едва различимую в потемках лестницу и подумала, что добраться туда в случае чего будет сложновато. Простыня, обмотанная вокруг туловища на манер индийского сари, здорово затрудняла движения.
Накапав парафина на полку, Вероника установила свечу в стремительно застывающей лужице и подтянула свой хлопчатобумажный кокон повыше, высвобождая скованные тканью ноги. Это придало ей уверенности. Теперь она имела возможность не только семенить, но и бегать. Так полагала Вероника до того момента, пока не обнаружила, что не только бегать, но и просто двигаться она не в состоянии. Это произошло после того, как ее рука потянулась за свечкой. Потянулась и замерла, будто парализованная. Из горла окаменевшей Вероники вырвался сдавленный возглас. Крикнуть громче она не сумела. Вокруг шеи словно затянулась невидимая петля, перекрывшая доступ воздуха.