– Не тормози, Серега. Имеется в виду история спецназа ГРУ.
Я вспоминаю то, что успел накопать во всевозможных справочниках и в Интернете:
– Насколько мне известно, первые разведывательно-диверсионные формирования в составе военных округов и армий появились в 1951 году.
– Ни хрена тебе не известно. Про Пржевальского слыхать доводилось?
– Ну, – я напрягаю память, – он, кажется, лошадь какую-то открыл. Низкорослую такую, мохнатую. Дикую.
– Сам ты дикий, брат. Никита Михайлович был офицером тогдашнего Генштаба. Его экспедиции финансировались военным министерством. По сути, это были рейды на всю глубину Центрально-Азиатского ТВД.
– Тэ-вэ… Как?
Заметив озадаченное выражение моего лица, товарищ снисходительно поясняет:
– Телевидение тут ни при чем. Я о театре военных действий говорю. Пржевальский, по сути своей, являлся спецназовцем, понял?
– А его научные экспедиции? – изумляюсь я. – Его именем даже горный хребет назван. Или озеро.
– Фикция. Оперативное прикрытие.
– То есть никаких путешествий не было?
– Путешествия-то были. Да только правды о них в учебниках и энциклопедиях не пишут.
– Это что же, государственная тайна?
– Уже нет, хотя еще лет пятнадцать назад подобная информация считалась секретной. За повышенный интерес к деятельности Пржевальского можно было поплатиться скрученными яйцами, отвечаю.
– Скрюченные яйца? – переспрашиваю я.
– Скрученные, – успокаивает меня товарищ. – Всего лишь скрученные, Серега.
– В тисках, что ли?
– Зачем в тисках? Мы ведь не дикари, не средневековые инквизиторы. Мы используем достижения цивилизации на всю катушку. Я просто употребил термин для обозначения лица, перенесшего пытку током на половых органах.
Мой товарищ весело щурится. Если бы рысьи глаза умели приобретать насмешливое выражение, то они выглядели бы именно так.
– ТВД, – бормочу я, усваивая новые словечки и выражения. – Скрученные яйца.
– Не забивай себе голову терминами, – доносится до меня. – Фактически речь спецназовца наполовину состоит из профессионального жаргона. Вздумаешь его применить – читатели просто запутаются в этой тарабарщине. Да и ты сам тоже.
Меня его осведомленность настораживает.
– С чего ты взял, что я собираюсь писать книгу про спецназ?
– Блин, да если понадобится, я могу узнать о тебе что угодно. С точностью до последнего куска, который ты слопал вчера за ужином.
– Каким образом? – вырывается у меня.
– Посредством вскрытия тела в походных условиях. Без всяких медицинских заморочек. С помощью подручных средств.
Он опять веселится. Я кошусь на его замечательный нож, кромсающий колбасу, и спешу возвратить разговор в нейтральное русло: