И через минуту Олегов, запинаясь и повторяясь, поведал о своей встрече с Коломенцевым и обо всем, о чем они говорили. Все это время Валера тщательно записывал рассказ бедолаги-историка.
– Итак, – сказал он, когда монолог был окончен, – прочитайте и распишитесь.
Олегов дрожащими руками взял листок и, перебегая глазами с пятого на десятое, принялся читать свои показания. Он никак не мог сосредоточиться.
– Вроде все верно, – дрожащим голосом сказал он, подписывая бумажку. – Но вы не сообщите в институт?
– Посмотрим, – процедил Валера, – все зависит от результатов встречи с этим мукомолом-мистиком. А пока продолжайте отдыхать. В случае необходимости мы вас вызовем повесткой.
– Какой уж тут отдых! – удрученно махнул рукой Олегов.
Валера почти бегом двинулся на станцию. Душа его ликовала. Похоже, он напал на след.
Значит, рапорт эсэсовцу от агента по кличке Аргонавт подтверждался. Дети действительно были перевезены в Тихореченск. Теперь оставалось выяснить, зачем. И тут, Валера был уверен, поможет таинственный Коломенцев, у которого наверняка имеется дополнительная информация. А ловко удалось прижать этого сморчка. Он вновь вспомнил загорелое тело жены историка и усмехнулся. Придурок придурком, а жена – ничего себе и с характером. Надает сегодня по лысой черепушке, и правильно сделает. С трусами нельзя по-другому. Показал ему красные корочки, а он уже и лапки кверху. Бздун!
Валера возвращался в Тихореченск под вечер, и на этот раз в вагоне было довольно много народу. Напротив сидел немолодой потертый обтрепанный мужичонка и, не обращая внимания на окружающих, ел вяленую рыбу. Он чистил ее заскорузлыми потрескавшимися пальцами, сдирая чешую цепкими сине-черными ногтями, и бросал ее на пол вагона. Потом с треском отделял полупрозрачное красноватое мясо от костей, жадно запихивал в рот и смачно жевал. При этом на его губах набухали и тут же лопались мельчайшие капельки слюны.
Время от времени оборванец делал глоток из стоявшей рядом с ним захватанной бутылки. При этом едкий кисловатый дух распространялся по вагону. Может, в бутылке было прокисшее пиво, а скорее всего – обычная бражка. На лице его было написано блаженство. Валера брезгливо смотрел на мужичонку, но постепенно брезгливость переходила в жалость. Сколь немного нужно человеку для счастья!
И тут он снова вспомнил про Олегова.
Подленькая радость сменилась неловкостью, а потом и стыдом. Он вспомнил, как понурившись сидел за столом лысоватый дачник, как униженно просил не сообщать в институт. Чего он, собственно, боялся? Ну, нашел старые бумаги, так что из этого? Но нет! Лысый аспирант испугался. Как бы чего не вышло. Ох уж это «как бы не вышло». А он, Валера, почуяв в человеке слабинку, куражился над ним, потеряв всякое чувство меры.