— У меня чисто, — говорю я.
Из люка беззвучно возникают “кайманы”. И снова разбегаются по этажу, снова суют носы во все дыры… Таран хлопает по плечу.
— Молоток, Малыш. Будь в тебе поменьше росту, взял бы к себе.
— Очень уж складно у нас все получается, — говорю я с сомнением. — Неужели они настолько тупы, что ставят по одному охраннику на этаж?
— Их не так много. По нашим оценкам — человек двадцать. И потом, кто тебе сказал, что они должны быть умными?
— Выходит, пока счет “четыре–ноль” в нашу пользу?
— Выходит, так. — Таран совершает какой-то замысловатый магический жест и тихонько хвалится: — Я привык делать зарфов всухую.
— Ну-ну…
И “кайманы”, расслабившиеся было после легкой удачи, снова превращаются в смертельно опасных хищников.
Спускаюсь по лестнице.
И первый, кого я вижу в коридоре, — Улька Маргерс.
11. ИВАН ЗОННЕНБРАНД, ПО ПРОЗВИЩУ ЗОМБИ
— Итак? — спрашиваю я, поигрывая бипером.
Голая дурочка молчит. Только на шее, на грудях, даже на животе у нее вдруг проступают большие багровые пятна.
— Что это? — любопытствую я, держа бипер двумя пальчиками. И, зная, что сейчас она мучительно ищет лживый, но правдоподобный ответ, сам же и отвечаю: — Это бипер. Он пищит. Потому что тебя вызывают. Кто вызывает? Поясняю: такие же ктыри, как и ты сама.
Она медленно подтягивает колени к животу и неловко садится, чтобы хоть как-то спрятать от меня свои неброские прелести. Но упрямо продолжает молчать, а в огромных ее глазищах, густо-синих и своеобразно красивых, я читаю не столько стыд, сколько растерянность. Ктырица не ожидала, что ее так легко и элегантно расшифруют.
— Кого мадемуазель ищет в этом богоспасаемом уголке?
— Я бы хотела одеться, — наконец роняет она.
— Разумеется. Позже… Когда мы выясним суть вашего задания. Видите ли, я близкий друг кое-кого из попечителей Салона и принужден исполнить свой дружеский долг, разобравшись в ваших, верится, благородных намерениях. Для чего готов применить всю свою профессиональную подготовку бывшего кадрового разведчика. Без промедления и в полной мере.
Кажется, я достаточно с ней откровенен. И в то же время оставляю крохотную лазейку. В конце концов, кто утверждает, что она явилась пасти именно меня?
Вообще-то, ктырица не так безобразна, как виделось мне издали. В ней чувствуется внутренняя сила. И эти пышные волосы, нарочито изуродованные нелепой прической. И эти яркие глаза. И фигура.
Кстати, о фигуре…
— Мадемуазель, конечно, может отречься от бипера. Но она не сможет отречься от других улик. Улика первая: ваше тело находится в разительном противоречии с легендой. Когда вы носите это рванье, — небрежно подбрасываю носком туфли ее платье, — то можете еще с некоторой натяжкой сойти за подслеповатую дурнушку. Но, обнаженная, вы преображаетесь. Фигура носит следы длительного и умелого шейпинга. Мускулы регулярно подвергаются серьезным тренировкам. Нет, вы отнюдь не “синий чулок” и не нуждаетесь в услугах салонов, подобных этому… Улика вторая: татуировка.