«Нет!»
«Что ж, на «нет» и суда нет»…
Вспомнив старый анекдот, Клим ухмыльнулся. Начал действовать.
Прежде чем накинуть на мощный торс рубаху, он обнюхал свои подмышки и обильно спрыснул их одеколоном. Поскольку купаться парень не любил, то и аромат был подобран соответствующий – резкий, терпкий, шибающий в нос шагов за пять. Все дружбаны Клима пользовались похожими одеколонами и стриглись одинаково: наголо, чтобы не морочиться с волосами. Так что сборы были недолги – не прошло и трех минут, как Клим был готов к выходу, трезвый, подтянутый, во всем чистом или относительно чистом.
Почему же он продолжал перетаптываться посреди комнаты, не спеша переступить ее порог? Он и сам не знал. Чувствовал только, что уходить ему никуда не хочется и денег легких не хочется, а хочется, наоборот, завалиться на диван и… хоть даже голимую батину книгу почитать, на крайняк.
Кожа на лбу Клима подернулась задумчивой рябью. Из настоящих морщин там пока что только одна была, горизонтальная, неглубокая, потому что раздумья посещали парня значительно реже, чем, скажем, желание выпить или, наоборот, отлить.
Если это и подстава, то Клима ни на горячем не поймаешь, ни на мякине не проведешь. Ну, катается человек в метрополитене с блоком сигарет «Кэмел» – что здесь криминального? Подходить к мужику с розочками он сразу не станет, выждет, убедится, что его никто не пасет, короче, действовать будет наверняка. Конечно, еще лучше было бы в метро хитровымученного Женю запустить, но кто ж такому кренделю двадцать пять штук баксов доверит? Что касается Клима, то он был не столь наивен. Так что делать нечего, нужно было рисковать самому.
Жене же было велено из дома не выходить, телефон к бениной маме отключить, а дверь открывать лишь на условный звонок Клима. Эти меры предосторожности были приняты на тот случай, если ментовские отцы-командиры вдруг надумают лично проконтролировать ситуацию. Лапшу им на уши вешать – себе дороже выйдет. Но врать – это одно, а молчать – совсем другое. Вот пусть Женя и сидит мышкой-норушкой, понапрасну не светясь и не высовываясь.
«А если спалишься?» – спросил напарник перед расставанием.
Клим его в живот кулаком ткнул, чтобы не каркал. Несильно, но с чувством. И велел язык свой прикусить. «Хрена с два я спалюсь, – сказал он тогда. – Я Крым, братуха, прошел, и рым, и медные трубы».
– Хрена два я спалюсь, – повторил он теперь, чтобы заставить себя сдвинуться с места.
Сделал шаг, другой, а дальше дело пошло легче – знай себе пакетом с сигаретным блоком на ходу помахивай да на прохожих с вызовом поглядывай.