Скок докурил папиросу, вернулся в дом и улегся на топчан. На этот раз мать не храпела, а как-то странно гукала, словно хотела выдавить из себя нечто гадкое. Поскольку Скок большую часть жизни провел в местах, где никто не обращает внимания на звуки, издаваемые спящим соседом, он и тут никак не отреагировал на стоны матери и быстро уснул.
Проснулся наш герой, когда солнце уже вовсю светило с закопченных небес. Он растопил печь, сходил в курятник, нашел пяток яиц, потом достал и нарезал колбасу и сварганил замечательную глазунью. Мать продолжала без движения лежать на кровати.
– Эй, мамаша? – позвал он. – Вставай, хряпать будем.
Никакой реакции не последовало.
– Не хочешь – как хочешь.
Оставив треть яичницы на сковороде, Скок поставил на плиту чайник и только теперь внимательно взглянул на мать. Ее лицо выглядело довольно странно. Его словно перекосило. Рот стал кривым, нижняя губа отвисла, и на ней пузырилась слюна, глаза выкатились из орбит и бессмысленно таращились в пустоту. Скок потряс ее за плечо.
– Мамаша, ты чего?..
Но та лишь невнятно замычала.
– Допилась, – в сердцах произнес Скок. – «Скорую» нужно вызывать.
Он быстро оделся, на ходу вспоминая, где находится ближайший телефон-автомат. Минут через пятнадцать он в трубку растолковывал, куда надо ехать. На том конце провода, судя по голосу, молоденькая девица никак не могла понять, где же находится эта самая Карадырка? Наконец она приняла вызов, и Скок поплелся к землянке. Дорогой он размышлял о внезапно возникшей ситуации. В голове копошилась подленькая мыслишка: если мамаша помрет, будет очень даже замечательно, поскольку единственный свидетель его преступления исчезнет. Скок гнал от себя эту мысль, однако она уютненько устроилась на дне сознания и время от времени попискивала: «Все будет замечательно, все будет классно!»
Скок остановился на том месте, где дорога начинала подниматься в гору, и стал поджидать «Скорую». Наконец она появилась. Скок замахал руками. Машина остановилась. Из нее вышел хмурый мужчина в белом халате, а следом толстая медсестра с чемоданчиком.
– Показывай дорогу, – обратился хмурый к Скоку. – В этих ваших трущобах элементарно заблудиться.
В землянке мужчина мельком глянул на стол, где до сих пор стояли две бутылки: одна пустая, другая – наполовину полная. На лице его появилось брезгливое выражение. Он подошел к кровати, на которой лежала мать, оттянул веки, двумя пальцами поднял ее руку, потом отпустил. Рука безжизненно упала на бок.
– Пила? – спросил хмурый, хотя это было и так ясно.
– Само собой, – отозвался Скок. – А как при такой жизни не пить?