– Наверное.
– Не хватит, я еще дам. Сделай все путем. Чтобы было как у людей.
– А ты сам куда?
– На работу схожу. Отгул попрошу. Скажу, мол, мать помирает.
Когда Скок вечером вернулся в землянку, мать лежала на кровати обмытая и обряженная. На глазах – два пятака, а челюсть подвязана платком.
– Как ты ушел, она через полчаса и преставилась, – шепотом сообщила присутствовавшая здесь Маруся Спиридонова.
Скок огляделся. Кроме Маруси в комнатушке находились две незнакомые бабки, до глаз повязанные черными платками. Пол был чисто вымыт, на выскобленном столе стояла непочатая бутылка водки, на тарелках под салфеткой лежали нарезанные хлеб и колбаса. Тут же стояла иконка, перед которой была зажжена свеча.
– Гроб к завтрему будет, – продолжала информировать Маруся. – Свинок закололи, курей тоже. На кладбище я послала малого. Еще не вернулся. Думаю, все нормально будет. Народ в курсе. Машину бы надо…
– Обещали предоставить, – сообщил Скок.
– Ну тогда все. Ночевать здесь будешь?
– Ага.
– Оставляю тебя одного. Кто зайдет прощаться, тому наливай. Сам много не пей.
– А продукты на поминки?
– Все есть.
– Денег хватило?
– С лихвой. Еще останется. Не беспокойся. Все будет в порядке.
И Скок остался один. Он сел за стол, налил себе почти полный стакан водки, неумело перекрестился и выпил. Потом взглянул на лежащее на кровати тело.
– Что ж, мамаша, – тихо произнес он. – Вот и настал твой конец. Жила ты, бедолага, как попало и померла так же, не чуя последнего часа. А он пришел, этот час… Внезапно пришел. Пила ты… Да, пила! Но не от этого ты отдала богу душу…
– Но тогда от чего, если не от водки? – спросил некто, который сидел где-то глубоко внутри него. – От старости? Но ей было немногим за пятьдесят.
– От жизни собачьей! – изрек Скок и снова налил полстакана.
– А не ты ли – причина ее смерти? – заговорила совесть.
– При чем тут я?
– Как при чем? Жизнь, говоришь, у нее собачья… А ты хоть пальцем пошевелил, чтобы изменить эту самую жизнь? Ты вспомни… Как стал вором, так дома совсем перестал бывать. Даже по хозяйству лень было помочь. Потом сел. Тут и вовсе про нее забыл. Даже письмишка ни разу не черкнул. А сейчас?.. Ведь именно ты ей смерти пожелал. Мол, проболтается насчет спрятанных денег.
– И что из того, что пожелал! – воскликнул Скок и в негодовании дернул рукой. Стакан опрокинулся, и водка растеклась по столу.
– Тьфу ты, черт! – в сердцах произнес он, вытирая пролитое грязнейшей тряпкой.
– Ведь пожелал? – не отставала совесть.
– Ну пожелал…
– А теперь радуешься.
– Неправда! – заорал Скок.
– Радуешься, радуешься… Сам же сказал: теперь никто не узнает о спрятанных деньгах.