Скок вернулся к столу, в полумраке нашел две пачки рублевых банкнот, открыл дверцу и сунул их в печь. Он молча смотрел, как огонь коснулся пачек. Вначале занялись края, потом пламя охватило их полностью.
– Ну видишь?! – крикнул Скок, обращаясь неведомо к кому. – Вот как я поступаю с этими деньгами! Думаешь, меня можно купить. Купи-ка, попробуй!
Он бросил в печь еще одну пачку, на этот раз – трехрублевок.
Неожиданно со стороны кровати раздался глухой протяжный вздох. Скок подпрыгнул и в ужасе взглянул на кровать.
– Чего это, чего?.. – забормотал он.
Тяжелый тошнотворный дух наполнил комнатушку. Все стало ясно. Застоявшийся воздух под действием тепла выходил из мертвого тела.
– Ну ты даешь, мамаша, – сдавленно произнес Скок. – Напугала не знаю как! Не нравится, что я деньги жгу? А может, и вправду зря я это делаю? Если их жечь, то для чего все было затевать. Человека притом убил… Тоже, выходит, зря. Нет, погоди! Сжечь я их всегда успею.
Он вновь уселся на табурет перед горой пачек. Зачем-то принялся раскладывать их по поверхности стола, сортируя купюры по их достоинству. Больше всего было десятирублевых пачек, потом шли «пятерки» и «трояки». Имелось несколько двадцатипятирублевых и пятидесятирублевых, и, наконец, пять сотенных пачек. Всего же денег, не считая сожженных, насчитывалось почти сто пятьдесят тысяч рублей. Этот факт Скок установил после долгого пересчета, в ходе которого он постоянно сбивался и начинал снова. Потом Скок побросал деньги в рюкзак, а брезентовые банковские мешки сунул в печь. Он немного протрезвел и уже жалел о содеянном. Кому и что он пытается доказать? Деньги ему не нужны… Идиот! А мамаша… Ну так что? При чем тут он? Подошло время, она и того… Сыграла в ящик. Смерти ей желал… Какая дурь!
Скок подхватил рюкзак и вновь направился в сарай. Там он проделал то же самое, только в обратном порядке, а именно закопал деньги и закидал тайник всяким мусором. Потом он вернулся в хибару, постелил на пол два старых одеяла, улегся и заснул.
И приснился ему сон. Сон был на удивление ярок и реален. Все та же землянка. Он лежит на мамашиной кровати и спит. Самой же мамаши, ни живой, ни мертвой, не наблюдается. Еле теплится язычок керосиновой лампы, однако в комнатушке довольно светло, и вообще непонятно, день сейчас или ночь. На столе – гора денег. Но не современных бумажных, а старинных золотых монет. Теперь понятно, почему в землянке светло. Именно от золота исходит довольно яркое свечение. Скок видит себя словно со стороны. Он так сильно храпит, что трясутся ветхие стены и колеблется шторка на окне. Но одновременно он очень озабочен отсутствием матери. «Где же мамаша?» – мысленно повторяет он, хотя знает: мать умерла. Скрипит дверь. Он продолжает спать, однако видит: на пороге возникает какая-то смутная фигура. Смутная в прямом смысле, поскольку четких очертаний не имеет, колеблется, как сушащееся на ветру белье, и словно меняет лица-маски.