— Слушайте, — не выдержал отец, — почему вы отказывались пойти со мной в этот ресторан?
— Не скажу, — усмехнулся Либик.
— Ну, пожалуйста!
— Я был здесь один раз. Меня обслуживали два официанта. Один — пожилой, другой — видимо, практикант. Так вот, этот мальчишка так волновался, что у него тряслись руки, и он вылил из кувшинчика мне за шиворот растопленное масло!
Мужчины дружно захохотали. Французы оглядывались на них. Подали десерт. Папа взял мороженое пеш-мельба, Либик предпочел яблочный пирог. За десертом они обсуждали самые лакомые темы.
— Ну, и задачу вы нам задали с вашей Венгрией, — устало улыбнулся Либик.
Папа услышал слово «вашей» и молча ждал продолжения. За окном ресторана моросил дождь. Голуби сидели под навесами. Черные решетки парижских балконов были похожи на некрологи. Либик появлялся в папиной жизни тогда, когда в мире случались катаклизмы. Либик приглашал отца обычно в роскошные рестораны, отец — в более скромные.
— А что, собственно, там происходит? — спросил Либик.
— Фашистский мятеж, — сказал папа, ложечкой разрывая персик на мелкие части. Ложечка срывалась и неприятно стучала по стеклу.
— Мятеж? — иронически и вместе с тем несколько грозно спросил Либик, за спиной которого собралась вся военная мощь Соединенных Штатов. Но папа не испугался ни иронии, ни военной мощи.
— Ну да, — сказал отец, — мятеж.
— Я люблю дождь в Париже, — заметил Либик. — Какой удивительный покой! Как хочется поспать после обеда! Вы спите после обеда?
— По выходным дням — да, — приоткрыл папа домашнюю тайну.
— Сколько?
— Часа полтора.
— Ну, и что вы будете делать с мятежом? — зевнул Либик, вежливо прикрывая рот.
— Венгерский народ…
— Я понимаю. А вы?
— Мы оказываем ему братскую помощь.
— Владимир, — сказал Либик, — у вас есть неделя. Если вы закончите операцию раньше, чем через неделю, мы не будем вмешиваться. Коньяк?
— Сегодня плачу я, — сказал отец. — Два коньяка, — обратился он к гарсону в длинном белом переднике. — И, пожалуйста, счет.
— Я хотел бы с вами встречаться как можно реже. — Либик чокнулся коньяком. — Но боюсь, что этого не произойдет.
— Мне пора. — Отец залпом выпил коньяк. Мужчины встали и пожали друг другу руки.
— У вас великолепный твидовый костюм, — похвалил отец.
— Шотландский, — кивнул Либик. — Из Эдинбурга.
— Я был там во время войны.
— Я знаю, — улыбнулся Либик. — Я еще посижу. Выкурю трубку.
Отец спокойным шагом вышел из ресторана, небрежно прихватив у двери свой светло-серый двубортный плащ. Он сел в «Пежо-304», отъехал от тротуара и рванул по бульвару Распай в сторону посольства, разбрасывая «дворниками» нападавшие на лобовое стекло прелые листья каштана, пахнущие сладкой смертью.