Столкнувшись со строгим ультиматумом отца, что ему придется жениться на любой девочке, которую он сделает беременной, и провести с ней остаток жизни, Данте стал куда более осторожным. Дрэнир Рейнтри определенно был более чем серьезен в отношении своих наследников. Рейнтри, любой Рейнтри, был генетически доминантным; любой ребенок унаследовал бы способности Рейнтри. То же самое верно и для Ансара, вот почему те немедленно убивали любого ребенка, рожденного от Рейнтри и Ансара. Когда смешивались два доминирующих рода, результат мог быть каким угодно — и это могло быть опасно.
По мере взросления дар Мерси становился только сильней. Несмотря на это, Данте не думал, что в ней возникнет необходимость; у Рейнтри были другие телепаты, к которым он мог обратиться. Они не были столь же сильны как Мерси, но этого и не требовалось. Лучше всего Мерси чувствовала себя, находясь в Убежище, в доме клана Рейнтри, где ей практически было не нужно закрывать свой дар из-за беспрестанной эмоциональной и ментальной атаки людей, которые понятия не имели, как скрывать свои чувства. Иногда они с Евой, ее шестилетней дочерью, навещали его или Гидеона — Мерси была истинной женщиной в своей любви к шопингу, и он, и Гидеон всегда были рады понянчиться с непоседой Евой, пока ее мать наслаждалась шопинг-терапией. Но Мерси была хранителем Убежища. Она несла за него ответственность, управляла им и любила его. Данте не обращался к ней за помощью, если имел другие варианты.
Все время, пока он звонил, Лорна стояла там, где он вынудил ее остаться, кипятясь и протестуя, с каждой минутой раздражаясь все сильней и сильней, и он уже начал ожидать, что ее темно-рыжие волосы поднимутся вверх от давления. Он, возможно, освободил бы ее, по крайней мере в пределах дома, но она скорее всего использует свою свободу в поисках предмета для нападения на него. Как бы то ни было, он признавал, что скорее наслаждался ее яростью и менее-чем-лестными комментариями.
И факт — он наслаждался ею.
Никогда прежде он не был так очарован... и так тронут. Когда он услышал тот тихий жалобный звук, который она издала во сне, то почувствовал, что его сердце как будто сжалось. На самом деле она знала какой именно произнесенный ею звук донесся до него, вероятно, она часто издавала его, и все же Лорна решительно это отрицала. Храпела, черт бы его побрал.
Она отказывалась быть жертвой. Ему это нравилось. Даже когда она сталкивалась с чем-то неприятным, например, с ним, она неистово отрицала наличие у себя хоть малейшего признака уязвимости, не принимала и намека на сочувствие, даже отвергала предположение о том, что она в любом случае слабее Кинг-Конга. Она не потрудилась защищаться; вместо этого атаковала дикой храбростью и острым языком так же напористо, как и случайными ударами.