Чукотка… Вот она лежит, покрытая снегами, таинственная й молчаливая.
Нарты шли по льду медленно, почти на ощупь.
Куркутский часто притормаживал упряжку, уходил вперед и палкой с острым наконечником пробовал крепость льда.
Лишь к вечеру вышли на твердую землю — из-за тонкого льда сделали изрядный крюк — и теперь круто повернули на восток, через замерзший залив на мыс Обсервации, который в ясную погоду каждый день Безруков видел в окошко своего склада.
Ближе к шахте снег заметно темнел. А возле огромного махового колеса лебедки он был сплошь покрыт угольной пылью и кусками породы.
Шахтеры радушно встретили путников и тут же повели их греться в небольшую конторку, где от железной печки, сделанной из бочки, полыхало нестерпимым жаром. Быстро разгрузили нарты, артельщик принял товар и стал раздавать нетерпеливым сахар, чай, табак.
Пока каюры пили чай, Безруков знакомился с небольшой лавкой, скорее кладовкой, где шахтеры брали нужные им товары.
Когда в комнатушке остались втроем, Безруков улыбнулся и тихо сказал:
— Вам привет от Каширина.
Один из шахтеров подал руку:
— Ну вот, наконец свиделись… Сергей Кошелев…
Второй тоже назвался. Это были именно те люди, которых знал Волтер.
— Ну, как вы тут? — спросил Безруков, всматриваясь в лицо Сергея Кошелева — крупное, скуластое, с въевшимися в крылья носа точечками угольной пыли.
— Мы ждали вас, — ответил Кошелев. — Группа у нас небольшая, но оружие есть всякое — дробовое, пулевое.
— Товарищи, без особого распоряжения из Ново-Мариинска — никаких выступлений, — предупредил Безруков. — Гибель безвинных товарищей — это жестокий урок. Надо строго соблюдать конспирацию.
На обратном пути в Ново-Мариинск Безруков ехал на нарте Куркутского. Он мысленно подсчитал соотношение сил. Если не принимать во внимание крохотного милицейского отряда Громова, то, в общем-то, на стороне колчаковцев остается немного. Даже торговцы и те начинают поговаривать, что при старом комитете было куда вольготнее: Громов установил непомерно высокий налог на торговцев и промышленников якобы для нужд уездного правления. Причем брал налог в твердой иностранной валюте. Многие подозревали, что эти деньги оседают отнюдь не в сейфе канцелярии, но помалкивали и скрепя сердце платили. Японский рыбопромышленник Сооне, который поначалу отказался платить налог, ссылаясь на свое иностранное подданство, был подвергнут превентивному аресту и после суток, проведенных в тюрьме, согласился, хотя и торговался, предлагая китайские юани и японские иены.
Пересекали лиман в глубине, в верхней его части, где лед был надежен… Собаки бежали дружно. Глядя на них, на их быстрый бег, Безруков улыбнулся: думал ли он когда-нибудь, что ему доведется ехать на собачьей упряжке? Революция распространяется по всему миру, как ураган. И если не Безруков, то кто-то из товарищей, может, уже совсем скоро будет ехать не на собаках, а на слонах в жаркой Индии… Да, там будет полегче. Все-таки тропическая растительность и всякие там кокосы и манго. Может, попроситься туда, когда здесь, на Чукотке, все будет налажено?