— Что случилось? — с тревогой спросил Тренев.
— А то, что с аукциона продали катера, кунгас и продовольственный склад!
Катера, кунгас и пустой склад ранее принадлежали уездному правлению и считались государственной собственностью.
— Кто же купил? — с нетерпением спросил Тренев.
— Я купил! — возбужденно сказал Бессекерский.
— Все? — изумился Тренев.
— Катер и кунгас. Второй катер и склад отхватил Грушецкий.
Дошли до дома вместе.
Агриппина Зиновьевна велела поставить самовар и, сославшись на неожиданно вспыхнувшую мигрень, улеглась в постель.
Мужчины устроились на кухне.
— У меня давняя задумка насчет транспорта, — продолжал Бессекерский. — В здешних условиях это самое прибыльное дело. Понимаешь, ежели нам взять все катера и кунгасы и собачьи упряжки — какими делами можно ворочать?! Глядишь, потом и шхуну можно приобрести у американцев.
— Так что же делать? — растерянно произнес Тренев. — Грушецкий нам обратно катер не продаст.
— Я об этом подумал, — улыбнулся Бессекерский. — С одним катером он не больно развернется. Кунгас все равно нужен, а он-то у меня. Со временем второй катер можно у него перекупить. Ну так как? Входишь в долю? Акционерное транспортное общество "Бессекерский и Тренев" — перевозка грузов по рекам Чукотки, каботаж и собачий извоз? А?
Прогулка в тундру несколько успокоила Тренева, и он стал трезвее смотреть на происшедшее. Кто знает, как дальше дело повернется. Может статься, что возвращение старых порядков дойдет до того, что будет восстановлена монархия и Бес-секерскому с Грушецким придется обратно отдавать катера и кунгас как имущество государственное…
— Надо подумать, — уклончиво ответил Тренев.
— Смотри, Иван Архипович, — с ноткой угрозы произнес Бессекерский. — Упустишь свою выгоду. Я предлагал тебе сотрудничество из дружеских чувств. А охотников найдется много, стоит мне только кликнуть…
Бессекерский вышел, и тотчас из комнаты появилась Агриппина Зиновьевна с полотенцем на голове.
— Почему не согласился? Чего ты ждешь?
Агриппина Зиновьевна, как всегда, начала тихо, почти шепотом, но когда ее голос достиг крика, Милюнэ бочком выбралась из кухни…: