Уже за железными мачтами радиостанции открылась цветущая тундра. Красные ягоды морошки выглядывали из ярко-зеленой травы, сине-черная шикша сплошь устилала кочки. Вернувшаяся в родную стихию Милюнэ не разгибалась, собирала ягоды, ссыпала их в большую жестяную кружку. Тангитаны тоже ели ягоды, и вскоре у обоих губы и руки почернели от ягодного сока.
На склоне холма Милюнэ разыскала мышиные кладовые и принялась палкой разрыхлять их, доставая оттуда сладкие корни — пэл-кумрэт.
Тренев облюбовал место на сухом, пригретом солнцем пригорке и велел разложить скатерть.
— Не медведь ли это? — спросила Агриппина, Зиновьевна, близоруко сощурив глаза.
С соседнего холма в ложбинку спускался кто-то с ношей сухого стланика за спиной,
— Это люди, — сказала Милюнэ.
— Ну и глаза, как бинокли, — то ли осудила, то ли похвалила Агриппина Зиновьевна.
Меж тем тундровые путники приблизились настолько, что Милюнэ узнала в них Тынатваль и Аяну — дочку Тымнэро.
— Да это жена Тымнэро, — сказал с легким удивлением Иван Архипович.
— Пусть подойдут ближе, — милостиво разрешила Агриппина Зиновьевна, обращаясь к служанке.
В руках Тынатваль держала туго набитый морошкой, кожаный туесок. Аяна уставилась на остатки господского пиршества. Агриппина Зиновьевна поймала голодный взгляд ребенка, собрала остатки еды и протянула девочке;
— Ешь, милая, не бойся"
Однако девочка прижалась к матери.
Аяна впервые вблизи видела эту тангитаискую женщину, о которой много слышала от тети Милюнэ.
Иван Архипыч встал с пригорка, подошел к Тынатваль и взял у нее из рук (туесок е ягодами.
— Гляди, Груша, какая прелесть! Давай купим у нее эти ягоды. Спроси, Маша, сколько она хочет за них?
Милюнэ перевела вопрос хозяина, и Иван Архипович услышал:
— Берите так, если это вам нравится.
— Нет, так не пойдет, — сказал Иван Архипович. — Я не могу принимать подарки от туземцев. Пусть возьмут этот хлеб, рыбу, — сказал он, кивнув на остатки.
Милюнэ перевела предложение хозяина, и Тынатваль устало согласилась.
Одежда на ней была повседневная, лоснящаяся от сала и вся в лоскутках. Девчушка тоже в жалких лохмотьях, худая и какая-то забитая. Смотреть на них было тяжко, и оба тангитана облегченно вздохнули, когда Тынатваль взвалила на себя вязанку сухого стланика.
— Какая нищета! — осуждающе сказала вслед им Агриппина Зиновьевна.
Солнце ушло на другой берег лимана, я Треневы засобирались домой. Агриппина Зиновьевна набрала большой букет цветов и шла, как всегда, впереди.
За мостом встретили возбужденного Бессекер-ского.
— Ну, где же вы были? — накинулся он на Тренева. — Упустили такой шанс!