— Если он не появится через три минуты, поединок будет отменен, — хлопнув крышкой часов, заметил он.
Но карета графа вывернула из-за деревьев за минуту до истечения срока. Молодой аристократ, свежий, румяный и смеющийся, выпрыгнул из кареты и затем подал кому-то руку. Из кареты появилась моя матушка, пожелавшая присутствовать на поединке.
— Вынужден протестовать! — заявил полковник. — Никто, кроме самих дуэлянтов и их секундантов, а также врача, не имеет права находиться здесь.
Но мой отец раздраженно воскликнул:
— А я не имею ничего против! Лидия, сейчас ты станешь свидетельницей того, как я пристрелю твоего хахаля. А потом разведусь с тобой, и ты, падшая женщина, вернешься к себе в деревню, где проведешь остаток дней в забвении и позоре…
— Или я всажу вам пулю в лоб, и тогда мы будем избавлены от ваших глупостей, — прервал его граф Сипягин. — Не вижу смысла затягивать дуэль. Пора начинать!
Стреляться было решено с десяти шагов — по настоянию моего отца. Первый выстрел был за графом Сипягиным. Тот, смерив отца наглым взглядом, прищурился — и выстрелил. Отец пошатнулся и осел на землю. Пуля раздробила ему кисть правой руки.
— Я мог бы убить вас, но не стал этого делать, — заявил граф. — Зачем мне марать руки о такого неудачника, как вы, Мельников?
Отец, отвергнув помощь медика, заявил, что желает сделать свой выстрел. Однако как? Ведь он не мог держать револьвер. Расчет юного графа оказался верен: с одной стороны, он смыл нанесенное себе оскорбление, не лишая противника жизни, с другой — сделал невозможным ответный выстрел.
Секунданты постановили, что батюшка не в состоянии продолжить дуэль.
— Я всегда к вашим услугам, Мельников, — надменно заявил граф. — Однако в ближайшие месяцы прошу меня не беспокоить — мы с Лидочкой отправляемся в турне по Италии.
Он зашагал к карете, около которой его ждала моя матушка. Она бросилась к своему любимому и обвила его шею руками. Мой отец, сидевший на пожухлой траве, с трудом поднялся и, шатаясь, зашагал к карете. Револьвер он зажал не в правой, а в левой руке.
— Что вы делаете, опомнитесь! Это запрещено правилами! — закричали секунданты, бросаясь за ним.
Но отец, никого не слушая, завопил: — Сипягин, ты мне за все ответишь! Ты совершил большую ошибку, не убив меня! Потому что честь имеется не только у тебя, дворянина, но и у меня!
Два секунданта бросились на отца, желая его скрутить, но он успел выстрелить. Раздался вскрик — пуля попала вовсе не в графа, а в мою матушку. На груди у нее расплылось кровавое пятно, а на губах запузырилась розовая пена. Сипягин, не медля ни секунды, подхватил оседавшую на землю матушку и положил ее в карету. Затем, вырвав у кучера хлыст, он ударил им по лицу опешившего отца и произнес: