Дана шагнула на теплую матовую панель сбоку от душа. Повеял сухой ароматный ветер, словно мягкой большой ладонью растрепал великолепные черные волосы Даны. Кожа ее пропитывалась запахами — едва уловимыми, но кружившими голову. Впрочем, не ей — молекулярный состав феромонов, впитывавшихся в ее тело, был подобран так, чтобы оказывать воздействие на особей мужского пола — привлекать их, заставлять сходить с ума от желания, подчинять ее воле. Хотя применение наиболее сильных ароматических комбинаций было запрещено, Дана подозревала, что некоторые ее подруги ухитрялись обходить запрет — во всяком случае, иногда их мужья и партнеры становились на удивление покладистыми. Но на Фробифишера никакие запахи не действовали — можно было подумать, что ему в детстве ампутировали все обонятельные рецепторы. В то время, как все прочие мужики, независимо от расы, возраста и обремененности семейными узами, хищно раздувая ноздри, смотрели на Дану, как на кувшин с водой посреди пустыни, Фроби-фишер оставался бесстрастным и преисполненным чувства собственного достоинства. Настоящий джентльмен до мозга костей. Потомок отцов-пилигримов с “Мэйфлауэра”.
Дану это, в общем, устраивало. Когда ты точно знаешь, что от тебя нужно твоему боссу, жизнь становится гораздо легче. Никакой игры в любовь, никакой фальши. Вечная молодость — раз; превосходные деловые качества — два; сексуальные услуги высшей пробы — три. В постели Фробифишер был не по возрасту активен, хотя вполне традиционен — разве что с небольшим уклоном в S&M, причем скорее в S. Если Дане удавалось чем-нибудь его удивить, он выплачивал ей премию — как правило, пять процентов от месячного оклада. Нельзя сказать, чтобы это случалось часто, но Дана старалась.
“А потребую-ка я у него вместо премии Ангуилу, — подумала Дана — Я даже знаю, чем придется расплачиваться, и, честно говоря, эта перспектива ничуть меня не радует, но, похоже, другого шанса вырваться на острова в ближайшее время не будет. Он всегда хотел меня сразу после ревитализации — не потому, что чувствовал сексуальное желание, а потому, что знал, как это больно. Как лишаться девственности, говорят все, но на самом деле это больнее”. Внутри все еще новое, неостывшее, каждое прикосновение причиняет боль, как при открытой ране. Но именно это, похоже, Фробифишера и заводило. Пусть же получит то, чего ему всегда так хотелось, — прекрасную шестнадцатилетнюю девственную Дану прямиком с операционного стола. “Пусть мне будет больно, в конце концов по сравнению с фэйсмейкером это почти что и не боль. Зато я получу Ангуилу”.