Отец как-то странно на нее посмотрел, будто только что заметил, что перед ним сидит давно повзрослевшая дочь и что на ее лице с непривычно бледными, не румяными щеками отражаются глубокие, противоречиво-щемящие чувства.
– А твои-то как дела? – спросил он.
Лесли усмехнулась про себя. Наконец-то подумал и обо мне! Ей уже начинало казаться, что до нее нет особого дела никому на свете.
– Учишься? Работаешь? – спросил отец.
– Ага. – Лесли охватило неодолимое желание прижаться к отцовской груди, рассказать о Расселе и попросить совета, но она поняла по его рассеянному взгляду, что думать он сейчас в состоянии только о личных горестях. – Можно я сегодня переночую здесь?
Отец кивнул, зачем-то вскочил со стула и заставил себя широко улыбнуться. Наверное, понял, что день сегодня у дочери особенный и что следовало сначала расспросить о ее делах, а уж потом делиться своими бедами или вообще о них не упоминать, и почувствовал себя виноватым.
– Конечно, можно! Она еще спрашивает! Буду очень-очень рад. – Он потер руки. – Вечером куда-нибудь поедешь?
Лесли покачала головой.
– Проведу целый день в обществе книжки. Надо хоть на денек позабыть обо всем вокруг.
Отец оживился.
– Тогда отдыхай, а вечером устроим праздник. Просто так, без повода. В конце концов, ты приезжаешь домой отнюдь не каждый день.
Лесли грустно улыбнулась, тронутая его попыткой загладить вину.
– Отличная мысль.
– Организацию я беру на себя, – с таинственным видом произнес отец. – Тебе достается роль желанной гостьи.
На сердце Лесли скребли кошки, но она негромко засмеялась. Взбодрившийся отец стал убирать со стола, а Лесли побрела в свою комнату. Родители специально ничего здесь не трогали, чтобы Лесли твердо знала, что в родительском доме ей всегда найдется место. Ковер с длинным мягким ворсом во весь пол, низкая мягкая кровать ярко-зеленого цвета и такое же бесформенное кресло-пуф, светлый компьютерный стол, стеллажи с книгами, комод, шкаф, болотные стены, исписанные афоризмами на немецком. Все оставалось в точности так, как было, когда восемнадцатилетняя Лесли вдруг решила зажить самостоятельной жизнью и упорхнула из-под родительского крыла. В шкафу даже висело кое-что из ее одежды, так что можно было спокойно оставаться здесь, когда бы ни пожелала душа, а наутро в свежих брюках и свитере ехать прямо отсюда по делам.
Пройдя к книжным полкам, она провела рукой по потертым корешкам и достала одну из книг, даже не посмотрев на название. Было глупо и пытаться переключиться мыслями на страдания и радости придуманных героев, но она уже сказала отцу, что мечтает почитать, и следовало создать видимость.