Трепещите, восхищайтесь, завидуйте, но только до завтрашнего дня, ибо завтра вам придется узнать, что вы пребывали в заблуждении, поскольку в Европе появилась сила, способная сломить хребет прославленным шведам, и эта сила — русская армия.
Левенгаупт вошел в палатку короля, бросил мимолетный взгляд на стоявших возле Карла фельдмаршала Реншильда, графа Пипера и командира Дарлекарлийского полка майора Зигрота, начал свой обычный вечерний доклад.
— Ваше величество, в лагере русских...
— Оставьте рапорт, граф, — сказал Карл. — Знаю, что вы лично посетили наши аванпосты и наблюдали за русскими, но теперь это ни к чему. Что бы они ни строили, какие изменения в их лагере ни происходили, отныне не имеет значения — завтра на рассвете мы атакуем русских и, если они не разбегутся, устроим им экзекуцию, как под Нарвой.
Левенгаупт был поражен. В обед у него был разговор с Реншильдом, всего три часа назад он виделся с королем, и ни от кого из них не слышал ни слова о предполагаемом сражении. Приготовления к нему держались в столь великой тайне, что она не разглашалась до последнего часа даже ближайшим генералам? Или решение принято совсем недавно, когда он находился на аванпостах, и он, Левенгаупт, наоборот, первый из узнавших о нем генералов? Но как бы то ни было, вступать завтра в генеральное сражение с русскими, мягко говоря, неосмотрительно, если не сказать крайне рискованно, если, конечно, король и Реншильд не устранили причин, вызывающих беспокойство Левенгаупта.
— Граф, отчего молчите? — спросил король. — Или, учитывая свой печальный опыт знакомства с русскими под Лесной, вы предпочитаете с ними больше не встречаться?
— Напротив, ваше величество, я горю желанием рассчитаться с русскими за неудачу при Лесной. Однако при нынешнем состоянии нашей армии завтрашнее генеральное сражение мне кажется несколько преждевременным.
— Вот как? Почему? И объясните, что подразумеваете под нынешним состоянием нашей армии, которое, судя по вашему высказыванию, внушает опасение?
— Ваше величество, в тридцати армейских полках нашей армии осталось по пятьсот-шестьсот человек, правда, в гвардейских полках солдат несколько больше. В общей сложности это девятнадцать-двадцать тысяч человек.
— Граф, вы забываете о наших союзниках — поляках Понятовского, казаках Мазепы, запорожцах Гордиенко, волохах. А это еще не меньше двенадцати тысяч штыков и сабель.
— Я помню о них. Но не забываю, что наши силы разбросаны, и не все солдаты смогут принять участие в битве. Две тысячи солдат находятся постоянно в траншеях у крепостных стен, готовые отразить вылазку полтавского гарнизона, и их нельзя забирать оттуда. Тысяча двести человек переброшены южнее Полтавы к Ворскле, чтобы не позволить русским переправиться и деблокировать крепость, столько же составляют гарнизоны в Новых Санжарах, Беликах, Соколках, Кобеляках. Кроме того, необходимы значительные силы для охраны обоза и лагеря, чтобы они не стали добычей какой-нибудь бродячей банды казаков Палия