Фотоаппарат исправно щелкал, автоматически перематывал пленку и снова щелкал. Дмитрий любил этот фотоаппарат. И называл его и ему подобных техникой для дураков. Никаких тебе выдержек и диафрагм, никаких наводок на резкость. И плёнку потом проявлять не надо: отдал в любую лабораторию, деньги заплатил, а через день получил готовые снимки…
Собеседники сели в машину, и иномарка аккуратно вырулила на дорогу, вежливо пропустив несколько автомобилей. При наглом московском стиле езды подобная вежливость на дороге смотрелась анахронизмом.
Бовину повезло ещё раз. Будь Толстый в меру нахальным, Дмитрий ни за что бы не удержался у него «на хвосте» — водитель из Совина пока был плохонький. Но «вольво» ехала со скоростью от силы шестьдесят километров в час, никуда не рвалась, тормозила на желтый свет, трогалась на зеленый. Минут через пятнадцать пассажир высадился на Профсоюзной улице и вошел в продовольственный магазин. «Вольво» отъехала от тротуара и грамотно вписалась в поток машин, а машина Совина осталась на месте: Дмитрий ждал появления лохматого молодого человека. Зачем, он сам пока не знал. Но предполагал, что знакомство с творческой личностью, пусть даже одностороннее, не помешает. Творческая личность вышла из магазина с пакетом продуктов, удачно подставилась под объектив совинского фотоаппарата и вошла в арку этого же дома, на первом этаже которого и был расположен магазин.
Совин шёл следом. Едва молодой человек вошел в подъезд, Дмитрий прибавил шагу. В подъезде, глядя вверх, бесшумно стал подниматься по ступенькам и остановился между вторым и третьим этажом. Объект стоял у двери на третьем этаже и возился с замком. Наконец дверь захлопнулась.
«Квартира номер двенадцать, — отметил Совин. — Ну-ка, где тут у нас дворовые бабушки-старушки, которые все знают?»
Дмитрий спустился к машине, надел синий халат, кепку, прихватил портфель с инструментом и снова вошёл во двор. Вот и столик под липами, а за столиком те самые бабушки-старушки, которые явно перемывали косточки ближним. Косточки ближних, дальних, Чубайса и даже самого президента становились все чище.
— Здравствуйте, девушки! — радостно и громко поприветствовал Совин бабушек.
Если бы такое приветствие исходило со стороны какого-нибудь двадцатилетнего пацана, то оно показалось бы хамством. Из уст же сорока-с-лишним-летнего мужчины звучало комплиментом. Бабушки заулыбались и растаяли. Совин взял их голыми руками, без боя. Дмитрий заглянул в вытащенную из кармана халата бумажку и заглянул в нее, сверяясь с ранее сделанными записями. Бабульки не могли знать, что бумажка была девственно чиста.