Ничто так хорошо не выражает отношения варягов к их русскому княжеству, как то обстоятельство, что они не затруднились выработать четкого порядка княжеского владения. В IX и X вв. дело, по-видимому, решалось силой; после смерти киевского правителя князья набрасывались друг на друга, и до того момента, как победитель завладевал киевским столом, пропадало всякое подобие национального единства. Позднее делался целый ряд вполне безуспешных попыток учредить упорядоченную процедуру престолонаследия. Перед своей смертью в 1054 г. великий князь Ярослав поделил главные города между своими пятью сыновьями, наказав им слушаться старшего, которому он отдал Киев. Из этого, однако, ничего не вышло, и усобицы продолжали повторяться. Впоследствии киевские князья стали собирать советы, на которых обговаривали и иногда улаживали свои распри, в том числе и конфликты из-за городов. Ученые давно спорят о том, был ли в Киевской Руси на самом деле какой-нибудь порядок княжеского владения, и если да, то каковы были его основополагающие принципы. Авторы XIX в., в котором воздействие Гегеля на историческую мысль достигло наивысшей силы, полагали, что русское государство в эту раннюю эпоху находилось на доправительственной (pre-governmental) стадии общественного развития, когда царство со входящими в него городами принадлежало целому династическому роду. По их понятию, существовал подвижной порядок владения по очереди старшинства, при котором князья сидели в городах поочередно; старший князь получал киевский стол, а младшие садились по порядку в провинциальных городах. В самом начале нашего века этот традиционный взгляд был поставлен под сомнение А. Е. Пресняковым, считавшим, что киевские князья относились к государству как к единому целому и боролись друг с другом за владение всем государством, а не отдельными городами. Некоторые современные историки придерживаются видоизмененной версии старой родовой теории, полагая, что киевские князья позаимствовали обычаи кочевых тюркских племен вроде печенегов, с которыми они постоянно соприкасались и у которых старшинство велось по боковой линии, то есть от брата к брату, а не от отца к сыну. Какой бы порядок, однако, ни избрали в теории варяги и их преемники в России, на деле они не соблюдали никакого порядка вообще, вследствие чего Киевское государство бесконечно потрясалось усобицами того рода, каким позднее предназначалось погубить империю Чингисхана. Как показал Генри Мэн, отсутствие права первородства является характерной особенностью власти и собственности на той стадии развития общества, где нет различия между частным и публичным правом. Тот факт, что варяги смотрели на Русь как на свою нераздельную династическую собственность, а не собственность отдельного члена или ветви семьи,— и как бы они ни считали уместным разделить ее — дает основание полагать, что у них отсутствовало четкое понятие о политической власти и что они рассматривали свою власть скорее как частное, а не публичное дело.