— Как мне его не хватает! — воскликнула она.
— Что ты будешь есть? — спросил я. Бросив на меня мимолетный взгляд, она взяла меню, но никак не могла сосредоточиться на его содержании, наконец, вздохнув, сказала:
— Решай сам.
— Как Гревил?
— Да.
— Ты не против жареных цуккини на закуску, бифштекса в перечном соусе с лапшой в оливковом масле и с чесноком?
— Чеснок я не люблю. А все остальное мне нравится. Своеобразное. Вкусное.
— Хорошо, тогда без чеснока.
Еще не было половины восьмого, когда мы, перебравшись в зал ресторана, принялись за заказанную еду. Меня интересовало, не должна ли она возвращаться этим же вечером в Йорк, не торопилась ли на поезд, что могло явиться причиной нашей ранней встречи в ресторане.
— Нет. Я приехала на два дня. Завтра я собираюсь на свадьбу к одной из старых подруг, а потом, в четверг утром, возвращаюсь в Йорк. — Она замолчала, накручивая на вилку лапшу. — Когда мы приезжаем в Лондон вместе с Генри, мы всегда останавливаемся в гостинице «Селфридж», и, когда я приезжаю одна, я тоже еду туда. Там нас хорошо знают.
Когда я приезжаю одна, они не отдают счет мне, а посылают его Генри. — Она поднесла вилку с лапшой ко рту. — Я говорю ему, что хожу в кино, ем в каком-нибудь кафе... и он знает, что к полуночи я всегда возвращаюсь в гостиницу.
До полуночи было еще довольно много времени.
— Примерно раз в пять недель, когда ты приезжала одна в Лондон, Гревил встречал тебя на вокзале Кингз-Кросс и вы вместе шли обедать, да?
— Он тебе рассказывал?! — удивленно воскликнула она.
— Не мне лично. Ты когда-нибудь видела у него такую штуковину под названием «Чародей»?
— Да, но... — Она сильно встревожилась. — Ведь он не мог ввести меня в него?
— Твоего имени там нет. И все, что касается ваших отношений, закодировано. Ты в полной безопасности.
Она накрутила еще лапши на вилку. Ее глаза были опущены, и мысли были где-то далеко.
— После обеда, — продолжала она, делая паузы, — я выполняла какие-нибудь намеченные дела или шла в магазин... чтобы привезти что-нибудь домой. Приезжала в гостиницу, переодевалась и уходила домой к Гревилу. У него, разумеется, была квартира, но в доме было гораздо лучше. Когда он приходил, мы что-нибудь пили... разговаривали... иногда занимались любовью. Затем довольно рано шли куда-нибудь поужинать и возвращались к нему домой.
Она замолчала, по-прежнему не поднимая глаз.
— Ты хочешь сейчас до полуночи побыть у него дома? — спросил я.
— Не знаю, — ответила она после некоторой паузы.
— Ну... а кофе ты хочешь?
Она кивнула, стараясь не смотреть мне в глаза, и отодвинула от себя тарелку с лапшой. Мы молча ждали, пока официанты уносили тарелки и разливали кофе. Никто из нас не мог сказать ничего определенного.