Четыре с половиной часа езды до Ньюкасла. Я проспал большую часть пути, а когда не спал вспоминал вечер и ночь, которые мы провели вместе. Мы сняли комнату в маленькой гостинице у вокзала, и я записался в регистрационной книге под фамилией мистер и миссис Тайрон. Никто не проявил к нам особого интереса, портье показал нам неуютную, но чистую комнату, дал ключ, спросил, не желаем ли мы, чтобы утром подали чай, извинился, что у них не готовят обед, и сообщил, что неподалеку имеется несколько приличных ресторанов. Я заплатил вперед, сказав, что боюсь опоздать на утренний поезд. Мне улыбнулись в ответ и поблагодарили, не задавая лишних вопросов. Невозможно понять, догадались они о чем-нибудь или нет.
Мы немного поболтали, потом пошли выпить в бар, а оттуда — в индийский ресторан, где очень долго сидели — но ели мало — и еще дольше пили кофе. Гейл сохраняла обычно присущий ей независимый и непринужденный вид и в окружении людей того же цвета кожи резко выделялась поразительной красотой. Я, бледнолицый, оказался в меньшинстве. Заметив это, она сказала:
— Думаю, для таких, как я, Лондон — лучшее место в мире.
— Наверное, не только для таких.
Она покачала головой:
— Именно для людей смешанной расы. Во многих странах я была бы аутсайдером. И никогда не смогла бы получить такую работу.
— Не замечал, чтобы тебя хоть как-то угнетало твое происхождение, — сказал я.
— Я принимаю его как данность. Честно говоря, даже не знаю, хотела бы я родиться чисто белой или черной. С тобой мне легко, потому что тебе это безразлично.
— Ну нельзя сказать, чтобы ты была мне совсем уж безразлична, — улыбнулся я.
— Черт возьми, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Тебе все равно, цветная я или нет.
— Ты цветная и такая красивая. Потрясающее сочетание!
— Я серьезно, — жалобно произнесла она.
— И такая гладкая и блестящая, до самой последней жилочки!
— Если ты хочешь сказать, что и сердце у меня твердое как камень, тогда, пожалуй, ты прав.
— И в один прекрасный день ты бросишь меня не моргнув глазом?
— А мы расстанемся? — В голосе ни волнения, ни печали.
— А как ты думаешь?
— Я думаю, ты вряд ли бросишь свою жену ради меня. — Вот так, просто, откровенно, без лишних слов и разных экивоков... — Ведь не бросишь?
Я ответил не сразу:
— Я никогда не оставлю ее.
— Так я и думала. В таких делах предпочитаю откровенность. Тогда, по крайней мере, довольствуешься тем, что имеешь, и не ждешь большего. Ставка сразу на двух лошадей.
— Не понимаю...
— Страхуешь себя от возможных потерь. Люди, жаждущие невозможного, всегда страдают. Они глубоко, по-настоящему несчастны. Это не для меня.