— Враги есть у каждого человека. Могут ли они мстить мне, убивая сына? Или воздействуя на него какими-то иными способами, доводя до самоубийства? Я не могу ответить на этот вопрос.
— Когда вы видели сына последний раз?
— Вечером, накануне трагедии.
— Где?
— Дома.
— У вас не было никакой беседы с сыном?
— Была.
— О чем?
— О наших делах.
— Он был спокоен?
— Нет. Он был взволнован.
— У вас, отца, нет объяснений этой взволнованности?
Дорнброк отрицательно покачал головой.
— Вы верите в то, что ваш сын мог покончить с собой?
Дорнброк смотрел на Берга и не говорил ни слова. Они смотрели друг на друга, и лица их были непроницаемы.
Берг, впрочем, заметил, как дрогнули губы Дорнброка, это было только одно мгновение, но и Дорнброку было достаточно одного лишь мгновения, чтобы увидеть, как прокурор заметил эти его дрогнувшие губы.
«Ну и что? — глядя на Берга, думал Дорнброк. — Ну и что, прокурор? Ты идешь по горячему следу, но моего мальчика больше нет. Нет больше моего Ганса, а если я сейчас назову тебе имя, тогда не будет и моего дела, и тогда уже вовсе ничего не останется в этом мире…»
— Вы можете сказать мне, что вменялось в обязанности вашему сыну во время его последней поездки?
— То же, что и всегда: решение дел, связанных с производством и финансированием нашего предприятия.
— Вы можете ознакомить меня с деловыми бумагами, со всеми документами, связанными с его поездкой?
После долгого молчания Дорнброк отметил:
— Я должен согласовать это с наблюдательным советом.
— Когда мне следует ждать этого согласования?
— Как только врачи позволят мне встать.
— По телефону согласовать нельзя?
— У нас так не принято.
— Но если этого потребуют определенные обстоятельства, можно рассчитывать на ваше содействие?
— Если обстоятельства расследования окажутся столь серьезными, я пойду на то, чтобы вынести этот вопрос на правление без моего личного участия.
— В какое время вы виделись с вашим сыном в тот трагический день?
— Это было вечером.
— Конкретно.
— Не помню.
— В шесть?
— Позже.
— В восемь?
— Не помню.
— Как долго продолжалась ваша беседа?
— Не более часа.
— И потом ваш сын уехал?
— Я этого не видел.
— Больше вы с ним не встречались?
Дорнброк отрицательно покачал головой и ничего не ответил.
— Значит, вы с ним больше не встречались? — повторил Берг настойчиво, и Дорнброк понял, что в портфеле у прокурора записывающее устройство. — Я понял вас правильно?
«Я вижу, — думал Берг. — Я все вижу. Ты хочешь что-то мне сказать, старик… Скажи, все равно ведь тебе не жить спокойно… Всегда перед тобой будет стоять лицо сына… Ты ведь знаешь, кто погубил его. Ну скажи!»