— Если я освобожден, тогда позвольте мне незамедлительно уехать в Нью-Йорк.
— Сначала давайте доведем до конца курс лечения, а потом вы поедете туда, куда вам заблагорассудится.
— Я могу долечиться там, где мое питание не будет регламентировано охранником.
— Господин Дигон, народ возмущен злодейством еврейской террористической организации, и мы обязаны отвечать за вашу безопасность — простите, но, если кто-нибудь из граждан рейха убьет вас выстрелом в висок, оживить вас мы уже не сможем. Нам бы хотелось, чтобы вы рассказали в печати о том, что бредни, распространяемые врагами о нашей мнимой жестокости в тюрьмах, не имеют ничего общего с действительностью. Да, вы были арестованы, причем случайно, да, вы сидели одну ночь в камере, и бандиты, арестованные за грабежи и насилия, учинили над вами зверскую расправу, но если бы не помощь наших тюремных врачей, то вы бы сейчас покоились в земле, господин Дигон. Вам бы следовало рассказать о том, что наша юриспруденция не карает невинных, хотя от случая в нашей жизни никто не гарантирован — по-моему, об этом есть даже в талмуде…
— В таком случае я повторяю мой вопрос, господин офицер… Не имею чести знать вашего имени…
— Эйхман… Моя фамилия Эйхман.
— Следовательно, господин Эйхман, после такого рода заявления я смогу покинуть рейх?
— Бесспорно. Вы покинете рейх, если желаете этого, но не сразу после такого заявления… Вам еще предстоит решить ваши финансовые дела, да и не следует вам сразу же уезжать — могут пойти кривотолки: мол, Дигона попросту заставили выступить с этим заявлением.
— А возможен ли такой вариант: я выступаю с заявлением, в котором благодарю немецкую юриспруденцию и медицину, а после этого вы отказываете мне в выезде на родину?
— Неужели вы думаете…
— Да, господин Эйхман, я думаю именно так. И мне нужны гарантии.
— Я могу понять вас, — после некоторой паузы ответил Эйхман. — Хорошо. Кого бы вы хотели иметь гарантом?
— Кого-либо из представителей наших фирм.
— Это будут американцы? Нет, такой вариант нас не устроит. Может быть, мы остановимся на ком-то из ваших немецких контрагентов?
— Пожалуйста.
— Кого бы вы хотели предложить?
— Доктор Шахт.
— Это невозможно. Доктор Ялмар Шахт — член имперского кабинета министров.
— Доктор Абс? А может быть, Дорнброк?
— Позвольте мне посоветоваться с руководством. Могу вам сказать, что оба эти человека, хотя и являются финансистами — а вы знаете, что наша партия выступает против финансового капитала и крупной буржуазии, — ничем себя не скомпрометировали и занимают нейтральную позицию. Естественно, мне придется переговорить с ними — согласятся ли они выступить вашими гарантами. Впрочем, нам нужен один гарант. Так кто же из них? Абс? Или Дорнброк?