— Попробуйте вспомнить, Урсула, как он сказал это?
— Я не попугай. Он сказал, что как только вернется домой и кончит все свои бюрократические дела… Я еще тогда спросила его: «Неужели у вас есть бюрократы?» А он нагнулся ко мне и сказал на ухо: «Есть». И засмеялся. Он смеялся очень хорошо — всем лицом… Погодите, вот еще что он мне говорил… Он говорил: «Ульм нападал на меня все время: „Все же Судеты — это немецкая земля!“ А в Судетах, в Чехословакии, помимо того, что это чешская земля, — самые богатые в Европе залежи урана. Неужели тебе нужно, чтобы ваши сволочи имели свою бомбу?» Конечно, я сказала, что мне не нужна бомба… Ни наша, ни их…
— Вы не обиделись, когда он сказал «ваши сволочи»?
— А по-вашему, Шпрингер и Тадден ангелы?
— Значит, иногда вы слушаете транзистор, если знаете про Таддена и Шпрингера?
— Да нет же… Все мои друзья мужчины говорят об этом — одни ругают, другие хвалят. Но мне Шпрингер не нравится, потому что у него слишком красивенькое лицо.
— Кочев ничего не говорил вам, собирается он сразу же уходить в восточный сектор или у него остались какие-то дела у нас?
— Нет. Он мне ничего не сказал об этом. А, нет, погодите… Он сказал, что хочет зайти попрощаться с профессором… Я не помню его фамилию. Может быть, Пфейфер? Социолог. Ульм у него занимается. А потом сказал: «Если хотите, берите ваших друзей, и вечером, на прощание, перед отъездом, все выпьем пива. У вас, — он добавил, — пиво лучше нашего, я здесь все время пью пиво».
— А куда он вас пригласил? — Берг замер и чуть подался вперед. — Не помните?
— Не помню.
— Но он называл вам вайнштубе или вы просто забыли сейчас?
— Не помню, господин добрый прокурор… Ага! Я — гений! Все говорят, что я дура, а я — гений! «Ам Кругдорф»! Он еще говорил, что «круг» пришло к ним от нас. У русских казаки собирались «на круг» после войны с нами… Не этой, а какой-то другой, когда казаки брали Берлин…
— Урсула, — сказал Берг, — я прошу вас никому не говорить об этом… Вы не должны никому говорить о последней встрече с Кочевым. Иначе наши сволочи могут сыграть с вами злую шутку. Если хотите, я заставлю вас подписать официальную бумагу о неразглашении тайны. Хотите? Или удержитесь?
— Нет, — Урсула рассмеялась, — я не удержусь. Я очень люблю расписываться, давайте я распишусь, господин прокурор.
7
— Профессор Пфейфер, здравствуйте, это прокурор Берг. Мне необходимо увидеться с вами.
— По поводу Кочева, я понимаю. К вашим услугам, господин прокурор. Когда бы вы хотели видеть меня?
— Я готов принять вас в любое время. Сейчас свободны?