Филиппу, Алексееву сыну Бартеневу — Ян Кожух-Кроткий
Узнал я, соседушка, о несчастье твоем — пропаже милой невестушки — да и написал тотчас батюшке ее Федору Лукичу. Советовал я ему обратиться за помощью к нашему доброму князю Семену Ивановичу, да заодно и тебе решил напи-,сатъ, чтоб поддержал ты меня и от себя еще поговорил с будущим тестем.
А чтобы вернее наши с тобой слова на негоподействовали, ты тоже попросил бы особойграмотой князя нашего о помощи и об опеке, ондевушку сразу и выручил бы — одному ведь королю все служим!
А то, если промедлить, кто знает, как делообернется…
Да, чуть не забыл! Батюшки твоего долго может не быть, а то, не дай Бог, и вовсе не вернется — они, московиты, народ крепко злопамятный,а мне тут купец один, давеча из Москвы вернувшись, сказывал, будто кто-то видал Алексея Бартенева в темнице сидящим. Не знаю, верен ли тотслух, да только пора бы тебе позаботиться об имении и животе своем, а то, глядишь, и тебя пожгуттати лесные, как меня давеча.
Да поторопись в тот же срок, что и Карты-мазов, князю Семену грамоту написать, а товедь жаль будет, если своим неразумением невестушку любимую погубишь…
С поклоном низким
Ян Кожух Кроткий.
— Как вам доставили эти письма? — спросил Медведев.
— Мое прикололи утром к воротам, — сказал
Филипп. — Темно еще было.
— А мне мой человек принес, — ответил Картымазов. — Он на рассвете в Медынь собирался,только вышел за Картымазовку — подъезжает к нему всадник весь мокрый, должно быть, через
Угру переправлялся, и протягивает письмо: «Неси, — говорит, — скорее хозяину, это весточка от пропавшей дочки его», а сам сразу ускакал. Я только прочесть успел, как тут Филипп приезжает. Мы сразу за тобой и послали.
— Значит, — медленно заговорил Медведев, — это, скорее всего, один и тот же гонец. Ночью он проехал по землям Филиппа, приколол письмо к воротам, потом переплыл Угру, передал письмо мужику и теперь… Федор Лукич, Филипп, прошу вас, отложим наш совет на час — я вернусь к себе и постараюсь схватить этого гонца живым — может, удастся от него что-нибудь узнать…
Василий упруго встал и ринулся к двери, но на пороге вдруг расслабился и вернулся обратно.
— Поздно. Слышите? Мне везут письмо. Леший меня раздери — они, конечно, убили гонца. Досадно.
Все вышли на крыльцо.
К дому во весь опор скакал Ивашко — бледный, взволнованный, голова перевязана окровавленной тряпкой.
Медведев шагнул навстречу. .—Ну?
— Василий Иваныч, государь, — Ивашко гово рил тихо, украдкой бросая взоры на Филиппа и Картымазова. — Боюсь, плохо получилось, прости, грех вышел…