нако, дрянь пьет этот Иуда Вельский!
Ясно, откуда они возвращаются. Интересно, апочему «Иуда»?
— Э, братцы! — изумленно воскликнул карлик. — Данилка-то помер! — И, растерянно оглянувшись, по-детски удивился: — Я воды ему принес, а он — помер…
Все столпились у последней телеги и, сняв шапки, молча перекрестились.
— Но! Поехали! — угрюмо скомандовал рассу
дительный Епифаний и громко щелкнул кнутом.
Обоз тронулся и, мерно поскрипывая, исчез в предрассветной мгле так же призрачно, как и появился — казалось, он даже не останавливался — по-прежнему дремали, свесив головы, всадники, по-прежнему ритмично скрипели колеса и побрякивало железо, по-прежнему суетился, что-то постоянно бормоча, карлик в рясе, будто не случилось ничего особенного, будто не покинул этот мир минуту назад какой-то безвестный грешник Данилка, о котором, быть может, никто никогда больше и не подумает, кроме разве что вездесущего Господа нашего, который один только помнит и знает всех самых малых и сирых рабов своих…
Василий спустился с чердака и привалил изнутри дверь толстым бревном.
Все. На сегодня хватит. Довольно тайн и покойников, довольно вельмож, переодетых нищими, довольно монахов, похожих на бродяг, и бродяг, одетых в монашескую рясу! Пусть сегоднябольше ничего не случится. Утро вечера мудренее,
Медведев с наслаждением вытянулся на прогнившем сене и закрыл глаза. Он начал читать про себя «Отче наш» и сразу уснул, как засыпают очень молодые, сильные и здоровые люди.
В те времена ему еще не снились страшные сны.