Я вскинула голову, выронив табличку, не помню как оказалась на ногах, услышала, как мой дневной добыток со звоном сыпется под башмаки, растолкала прохожих, выворачивая шею, чтобы оглядеть всю улицу разом. Ничего. Поль улетучился.
Но это был голос Поля, я готова поклясться, это был голос Поля, и, однако, такого быть не могло.
Люди вокруг начали возмущаться устроенным мной переполохом. Стоит кому–то выпасть из общего потока, как окружающие впадают в панику.
Я наклонилась, пытаясь собрать, что удастся. Двадцать сантимов, весь успех. Мне стало так противно, что я даже не стала подбирать свою миску. Может, кто–нибудь хоть ногу сломает.
Потрясение было таким сильным, что лишь с третьей попытки мне удалось закинуть на плечо мой солдатский рюкзак, после чего я двинулась в сторону Сен–Лазара. Я все время оборачивалась, чувствуя спиной чей–то взгляд. Взгляд без тела. Страх вгрызался в меня все сильней из–за того, что видеть я его не видела, но чувствовала. Когда восьмидесятый номер вытряхнул из своего нутра очередную партию обитателей пригорода, я, которая не бегала уже лет двадцать, метнулась в гущу путешественников, приступом бравших автобус. Дело усложнялось тем, что к сидячим местам устремлялись с особым напором, а я перекрыла дорогу, повернувшись всем телом и чуть не придавив какого–то пацана своим вещмешком: толпа возмущенно загудела. Мне показалось, я увидела какую–то притаившуюся темную массу, но головы вздымались и опускались, когда пассажиры искали новую точку опоры, продвигаясь вперед. Я ухватилась за поручень, пробираясь к подножке. Услышала, как голос шепнул мое имя в самое ухо, и страх толкнул меня на ближайшего соседа, тот в свою очередь навалился на следующего и так далее, один за другим, по всему центральному проходу. Возмущение подскочило еще на градус.
— Да ладно, все нормально, — проворчала я, оглядывая соседей. Не рассказывать же всю историю моей жизни, чтобы оправдаться.
Кто–то рядом громко засопел, тем самым показывая, что я воняю, что я стесняю. Спасибо, я в курсе.
Тут меня одолела такая жажда, что я аж прищелкнула языком и позабыла о Поле. Запихнув руку глубоко в штаны, я добралась до уже давно не резиновой резинки трусов и наконец нащупала английскую булавку, что пристегивала мой маленький аварийный запас, который я и огладила подушечками пальцев. Среди мелочи там точно имелась монета в десять франков.
— Вы, главное, не стесняйтесь! — возмутился глашатай общественного мнения, указывая на двух подростков, которые хихикали, поглядывая на мою промежность.