Я вытащила руку, впрочем — не без облегчения: недород еще не голод, жизненно необходимое обеспечить можно, и уставилась в запотевшее окно с уверенностью, что все равно ничего там не увижу.
Когда я сошла на площади Клиши, глашатай, дождавшись, пока я покину автобус, заявил, что именно такие безбилетники, как я, и приводят к вечному дефициту Управление парижского транспорта.
— Твой дефицит у тебя в штанах болтается, старая жаба.
Такие реплики выскакивают сами собой, если мне вдруг захочется услышать чей–то смех, пусть даже в десяти случаях из десяти это просто глупая шутка.
На бульваре Клиши я внезапно обернулась. Ощущение, что за мной следят, липло к спине. Улица была пуста. Ну и что? Чем я рискую? Лишиться моего бесценного дерьмового существования? Или тех сюрпризов, что соткала мне безрукая судьба? Нет, серьезно, чего мне бояться? Что до угрызений, я их похоронила вместе со всей своей жизнью. И на белый свет им не выкарабкаться.
Страху не прикажешь, но договориться с ним можно. Я решила не оборачиваться до самого «Шоппи». Будь что будет.
И однако, внушительный силуэт моей толстопузой подружки ободрил меня, едва я углядела его издалека. Я отвечаю за Салли, и на этом моя ответственность за других заканчивается. Я втиснулась в закуток и тяжело рухнула на кучу картонок. Хорошо очутиться дома.
— Как дела, мымра? — ласково поинтересовалась я. — Ты как знаешь, а у меня глотка сохнет. Кто идет за припасом?
— Хе–хе–хе–хе, — отозвалась Салли своим смехом, больше смахивающим на рыдание, и вытащила из–под необъятной юбки бутыль портвешку, дешевую, но полную.
Спрашивать смысла никакого. Салли уже не помнит ни как, ни где она заполучила этот нежданный гостинец.
Я сделала добрый глоток, первый за день, прежде чем достать вечерний хавчик: едва надкушенный бутерброд, подобранный в сточном желобе, огрызок колбасы, половинку батона, купленного утром. И мы притворились, что едим, дабы облегчить медленное продвижение портвейна по пищеводу.
Я только–только ухватила длинную вязальную спицу Салли, собираясь выселить блошиную семейку, которая устроилась у меня на спине и донимала весь день, и начала поскребываться и почесываться, — как существование наладилось, все факты получили объяснение, которое я и решила немедленно опробовать на Салли.
— Да, Салли, даже от такой рехнутой дурнины, как ты, есть прок, так что гнать тебя я обожду. Представь, я профукала все, что добыла за день, из–за привидения. Не поверишь, а?
— Дык бывают, — заверила Салли на полном серьезе.
— Брось, Салли. Конечно, не бывают.