— В прошлом году я поехала летом в пионерский лагерь, в горы. Первый раз поехала в лагерь. Что-то сначала не получалось с путевкой, я даже плакала.
Ну, конечно, я и не могла предполагать, что там меня ждет. Однажды мы после ужина стояли на линейке, собирались на лагерный костер. Девочки говорили, что приехало телевидение, будет наш костёр снимать. Нам надоело стоять, мы стали баловаться, смеяться. Смотрю — появляются двое незнакомых мужчин. Разговаривают с нашей вожатой Светланой.
Я даже подумала, что один — иностранец. Очень он был странно одет: белые джинсы, сомбреро, тёмные очки. Мы с ним встретились взглядами. Я чуть смутилась. Но тут же про это забыла. Как только они ушли.
— Это и был я, — говорит режиссер Али Хамраев. Сейчас он без очков, в обыкновенном костюме и даже без сомбреро.
— Да, это был Али Иргашалиевич. Но это я узнала только потом. Когда Светлана вызвала меня к себе.
Я даже испугалась: что это я натворила? А оказалось, что со мной хотел познакомиться кинорежиссер. Он стал меня о разном расспрашивать — как я учусь, кто мои родители. А потом: не хочу ли я сниматься в кино?
— И что ты ответила? — спрашиваю.
— Она сказала: «Не знаю», — отвечает за нее Али Хамраев. — А на мой вопрос: «Придешь завтра к нам на съёмки?» — ответила: «Не знаю, если разрешит воспитательница».
— Да просто я не приняла этот разговор всерьёз.
Но назавтра приехал ассистент режиссера и вместе с Ларисой Федоровной — это наша воспитательница— повёз меня на съемки. Приехали мы в кишлак, и я очень удивилась: неужели у нас в Узбекистане ещё есть такие старинные постройки? Оказалось, это декорации.
— Али, что для тебя, режиссера, определило выбор? Почему ты остановился на Диле?
— Как тебе объяснить? Когда я пришёл в лагерь и взглянул на линейку, то сразу обратил внимание на Дилю. Мне показалось, что у нее есть свой образ, что ли. Необычная внешность. Рост. Пластика. Грация. Бросилась в глаза её эмоциональность. Меня как ударило: вот она, Кумри. Она сможет играть.
Хотя, должен тебе сказать, раньше я не такой видел свою героиню. Более кишлачной, неброской. И когда Диля пришла на площадку, мне надо было быстро и точно определить: ошибся я или эта девочка — находка? Пришлось применить радикальный метод: оглушить. Я скомандовал: «Одеть её, быстро! Платье, паранджу, сапожки!» В трёх словах рассказал ей о фильме, объяснил её роль. «Диля, — сказал я ей — а сейчас представь себе самое страшное, что у тебя было в жизни, самое обидное! Ты должна заплакать, по-настоящему заплакать! Начали! Мотор!» И у Дили по щекам побежали слезы! Она зарыдала, и как!