Буря восторга захлестнула толпу, которая тут же снова затаила дыхание, потому что на пяти табло появились баллы за стиль прыжка.
Я думал, что лопну от счастья. Я — крохотная частица огромной толпы, взорвавшейся ликованием!
Вопль восторга, подобно реву стартующего реактивного самолета, вознесся к синему, безоблачному небу.
— Победа! — кричал я. — Мы победили!
Мы!.. Это Виркола, и я, и все иностранцы, и дипломаты, и пьянчуги, и все, все праведники и грешники — все люди в этот чудесный день!
— Первый раз в жизни вижу такое! — сказал я, оборачиваясь к брату.
Но Кристиана рядом со мной не было.
Рядом со мной стоял какой-то мужчина, а у него на рюкзаке сидел мальчуган.
— Кристиан, — позвал я.
И тут я ощутил на своих ногах какую-то тяжесть.
Кристиан, видимо, поскользнулся и упал. Он лежал скорчившись на снегу между мною и мужчиной с рюкзаком, на котором сидел мальчуган.
— Кристиан…
Брат не ответил. Он лежал недвижимо.
Склонившись над ним, я уставился на его спину.
Я ничего не слышал. Ничего не чувствовал. Казалось, я в безвоздушной камере — наедине с братом, лежащим у моих ног. А в синей куртке на его спине было крохотное, опаленное по краям отверстие.
Я сбросил рюкзак, сорвал с себя куртку и прикрыл ею Кристиана. Не знаю, почему я так сделал. Я тогда не мог думать. И чувствовать не мог. Я только действовал.
— Скорей санитаров! — сказал я мужчине с рюкзаком. — Мой брат потерял сознание.
Потерял сознание? Кристиан… Кристиан…
Совершенно бесстрастно я констатировал, как отлично работает «Скорая помощь». Она прибыла через несколько минут. С носилками.
Снова и снова раздавался меланхолический глас трубы, возвещавший очередной старт, никто не обращал на нас ни малейшего внимания. Ни на санитаров, которые быстро шагали с носилками, ни на меня, шедшего рядом.
Ближайшая санитарная машина стояла на Холменколвайен.
Я сел в машину рядом с носилками.
Завыла сирена, и автомобиль сразу же набрал скорость. «Все в этой стране делается как надо, — думал я. — Даже сегодня… а что сегодня?.. Ах да, воскресные состязания на Холменколлене… даже сегодня на улицах, должно быть, десятки тысяч людей… даже сегодня полиция гарантирует зеленую улицу санитарной машине… Санитарная машина… и в ней Кристиан? Кристиан…»
На этот раз мы не поехали в Уллевол. В ту больницу, что всегда была для меня якорем спасения: я всегда знал, что найду там Кристиана и он сделает все необходимое.
— Кристиан… — сказал я.
Он не шелохнулся. Я не узнавал его. Его чистое волевое лицо было спокойно, словно во сне.
Я осторожно откинул с его груди шерстяное серое одеяло, которым его прикрыли санитары. Я увидел, откуда вышла пуля: на его груди, прямо под карманом, была приколота эмблема Общества лыжников. Я увидел отверстие с буры-ми опаленными краями — оно было больше другого, того, что я обнаружил у него на спине.