Он не станет скрывать, сказал Оримха, что все это — очень богатые дары и сделаны эти вещи чрезвычайно искусно. Скуанто примут их как щедрый дар друзей, но не как плату за землю и воду: ведь смешно торговать тем, чем безвозмездно пользуются дикие звери. Однако пусть простят его, старого недалекого индейца, если он позволит себе не очень, быть может, вежливый вопрос. Каждому ясно, что белые люди — великие, необыкновенные мастера, они создают такие удивительные предметы, что отказываешься верить собственным глазам. Надо полагать, на своей родине они очень счастливы, владея такими волшебными богатствами. Так почему они все-таки едут и едут сюда?
На лице у Питера появилось странное выражение. Такое бывает у кота, когда его за шиворот оттянешь от сметаны и приподнимешь над полом, дабы он почувствовал всю ошибочность своего поведения. После мучительной заминки белый ответил краснокожему:
— Здесь очень хороший воздух…
Я думаю, только нечеловеческая выдержка помешала индейцам лопнуть со смеху. По их узким глазам проскакала дьявольская искорка, и побей меня бог, если это не равнялось тому, что европейцы называют «гомерическим хохотом». Темная кожа на лице старого вождя сначала растянулась, потом как бы раскололась на маленькие ромбики, и он деликатно опустил глаза, чтобы не видеть смущения Одинокой Сосны.
Вдруг со своего места поднялся весь утыканный перьями краснокожий страшного вида. Лицо его было располосовано черным и белым — знаками войны и смерти, на шее висело ожерелье из когтей пумы и гризли, а рукава и брюки были сплошь обшиты бахромой из человеческих волос. Голос его походил на клекот ворона — да его и звали Низко Летящим Вороном. Он был один из сахемов племени пекота. Утта не поспевала или не умела переводить его страстную быструю речь, поэтому Оримха его остановил; кроме того, я полагаю, он хотел несколько охладить его пыл. Ворон остановился, подумал — и продолжал уже на межплеменном наречии, но обращался теперь прямо к Питеру, а Утта поспешно переводила.
Это было прямым объявлением войны. Теперь все видят, сказал Ворон, как лживы, как трусливы слова высокого иенгиза. Разве это не насмешка над племенем скуанто — то, что он сказал, этот льстивый гость? Или он надеется, что сегодня скуанто утеряли разум в забавах и игрищах и не поймут его слов как надо? Да, иенгизам скоро понадобится и воздух этой страны! Если б могли, они бы и воздух от нас отняли, предложив за него пару старых одеял да детские погремушки. Как жаль, что правила гостеприимства не позволяют посмотреть, так ли красна кровь иноземных пришельцев, как кожа настоящих воинов, и так ли они сильны в бою, как умеют нанизывать слова одно на другое!