Если это так, Виктория ведет омерзительную двойную игру. Что ж, вполне допустимо. Оскорбленное самолюбие зачастую толкает людей на вероломные поступки, Миранда на собственной шкуре испытала предательство любимого человека. Одних в таких случаях подхлестывает обида, и они начинают мстить; другие, как она, винят во всем себя и запихивают душу в каменную оболочку, чтобы вновь не стать жертвой обмана.
Миранда добралась наконец до своего района. Хантерз-Бенд, пристанище состоятельных граждан, находился в северной части города. Он был застроен богатыми особняками врачей и юристов, но встречались здесь и небольшие дома с садиками. Один из таких домиков, владелец которого лишился нрава выкупить заложенное имущество, Миранде посчастливилось приобрести довольно дешево. Правда, его требовалось немного подремонтировать – покрасить, настелить новый пол, оформить сад, и Миранда с удовольствием занималась этим сама. Хлопоты по обустройству нового жилища доставляли ей удовольствие и к тому же заполняли досуг по вечерам и в выходные дни, что служило ей удобным оправданием для отказа бывать в обществе, которого она избегала, не решаясь снова окунуться в светскую жизнь.
Миранда отперла дверь и отключила сигнализацию. О ее ноги потерлось знакомое пушистое тельце. Она нагнулась и подняла с пола двухлетнюю гималайскую кошку – единственное доброе воспоминание о ее связи с Риком. Он подарил ей Шебу на последний день рождения, который они праздновали вместе.
– Давай смотреть кино, – сказала Миранда, прижимаясь щекой к мягкой серой шерстке.
Девушка вставила в видеомагнитофон кассету, но, прежде чем включить запись, прошла в кухню, вытащила из холодильника салат из тунца и вместе с ним вернулась в комнату. Шеба, почуяв аппетитный запах, замяукала, напоминая хозяйке, что она тоже любит лакомство, завернутое в лист салата.
– Я поделюсь с тобой, поросенок.
Миранда, устроившись в ореховом кресле, нажала кнопку на пульте. Шеба запрыгнула хозяйке на колени и слизнула кусочек рыбы с ее пальца. Миранда надкусила салатный бутерброд и больше к нему не прикоснулась, уступив свой обед Шебе. Замелькавшие на экране картины убили в ней всякий аппетит.
Уэйн был абсолютно голый. Его белое, рыхлое, полноватое тело, тошнотворно зеленеющее в свете неоновых надписей, украшающих зал, почти с гротескной комичностью ударялось и отскакивало от подтянутой фигуры нагой Сейбл, поблескивающей гладкой оливковой кожей.
Неосвещенную сцену оглашали страстные вопли. Шеба, оторвавшись от салата, удивленно воззрилась на экран телевизора, из которого неслись чисто звериные звуки. Миранда задыхалась от отвращения и сгорала от стыда, оказавшись вынужденной свидетельницей чужой интимной близости. Ей хотелось выключить телевизор, но кассету нужно было досмотреть до конца. Слава Богу, что на пленке высвечивается дата, иначе пришлось бы показывать кассету Уэйну. По-видимому, съемка велась с одного и того же расстояния и под неизменным углом. Такое впечатление, будто камерой никто не управлял. Может быть, сжимавшего тоже затошнило, как и ее сейчас.