– Так и сказал: «сука»?
– Так и сказал. Я сам удивился. А она, видать, не удивилась. Только дернулась, будто он ее ударил, и замерла.
– Так, с хуем во рту и замерла? – хихикнул Второй.
– Ага. Чтобы не сболтнуть чего, наверное.
– Гы...
– Ну вот. А он сам в сторону отпрыгнул и давай орать. «Ты, мол, зачем приехала? Я тебя звал, мол? Я тебя просил? Ты же, – кричит, – меня бросила, зачем вернулась? Я же здесь из-за тебя, что я могу, – говорит, – к тебе чувствовать, кроме этой... как ее... ненависти!»
– Ух ты! – восхитился Второй. – А она?
– «Я, – говорит, – была дурой. Все бабы – дуры. Прости. У меня, – говорит, – никого после тебя не было».
– Это она о чем? – удивился Второй.
– Не знаю. Я так понимаю, что ее никто не ебал.
– Вообще?
– Ну, после Пугала.
– А-а. Пиздит, конечно.
– Ясное дело. В общем, он орать вдруг перестал, садится на кушетку – и в слезы. А она его своим пальтишком накрыла, узелок разворачивает – и садится на пол, что твоя собака, около него. Он смотрит на узелок – а там всякие пирожки, картошечка, варенье, хуе-мое. Он хватает пирожок и – целиком в рот. Жует, а слезы по щетине катятся – цирк. Потом еще пирожок, еще. На шестом остановился. Погладил ее по голове. Прости, говорит.
– Это за что?
– Не знаю. Мож, за то, что орал?
– А чего тут такого? Это он, видать, за то, что хуй не стоит.
– Может, и так. В общем, она с колен встала, села рядом с ним, обняла за плечи. Сидят, молчат. Он жует, плачет. Она дышит неровно, но глаза сухие. Он ее спрашивает: «Как там, мол, в Москве?» Она ему давай тихонько рассказывать, кто на ком женился, кто книжку написал, кто на какой работе работает. Меня даже смех разбирает – сидит голая телка и лясы точит. И с кем! С мужиком, который уж два года баб не видал! Но, думаю, когда-то у него, видать, крепко стоял, раз такую кралю отхватил.
– У них там, в городах, главное дело – пиздеть красиво. А чтобы стоял – дело второе.
– Что-то я не слышал, чтобы Пугало пиздело красиво. Молчит, как пень, с утра до ночи.
– Так ты ж не баба. Чего ему перед тобой заливаться?
– Ладно. Дальше-то будешь слушать?
– А то!
– Ну так вот. Неизвестно, сколько голубки проворковали бы, но пирожки раньше меня их беседу похерили.
– Какие пирожки?
– Те самые. Долго они у Пугала в пузе не просидели. Обратно попросились. В общем, блевать он кинулся, еле до параши добежал. Не принял организм.
– Надо было три съесть, не боле, – понимающе кивнул Второй. – Опять же, нервы.
– Да. Может, четыре еще потянул бы зараз. Но пять – это...
– Да ладно, дальше давай. Накатим?
– Погодь.
– Гут. Валяй, складно рассказываешь.