Ангел хотел было возразить: он с вызовом взглянул на её красивое, чуть увядшее, напудренное лицо, встретился с ней глазами, которые сверкнули таким голубым, таким чистым светом, и вдруг, оробев, сдался, что было ему совершенно несвойственно.
– Нунун, ты хочешь, чтобы я тебе объяснил… Но ведь рано или поздно это должно было случиться. К тому же брак весьма выгодный…
– Выгодный для кого?
– Для меня, – отвечал он без улыбки. – У малышки свой капитал.
– Он достался ей от отца?
Ангел повалился на кровать.
– Понятия не имею. Ну и вопросы ты задаёшь! Но думаю, это так. Вряд ли в личной шкатулке прекрасной Мари-Лор хранится более пятнадцати сотен банковских билетов. Да-да, пятнадцать сотен, ну и кое-какие драгоценности.
– А в твоей?
– Конечно, больше, – отвечал он с гордостью.
– Тогда тебе не нужны деньги.
Он покачал гладко причёсанной головой, отливающей синевой.
– Нужны, нужны… ты же прекрасно знаешь, что к деньгам мы с тобой относимся совершенно по-разному. Здесь мы никогда не поймём друг друга.
– Должна отдать тебе справедливость, ты избавлял меня от разговоров на эту тему в течение всех семи лет, что мы были вместе.
Она наклонилась, положила руку ему на колено:
– Скажи мне, малыш, а сколько ты отложил за эти семь лет?
Он хмыкнул, рассмеялся, скатился к ногам Леа, но она отстранила его ногой.
– Нет, скажи мне правду. Сорок тысяч в год или шестьдесят? Ну скажи же, шестьдесят или семьдесят?
Он сел на ковёр, запрокинул голову и положил её на колени Леа:
– Разве я их не стою?
Он не боялся демонстрировать себя при свете, вертел головой, пошире распахивал глаза, которые казались совсем чёрными, хотя Леа знала, что они тёмно-карие с рыжинкой. Кончиком указательного пальца Леа коснулась бровей, век, уголков рта Ангела, словно выделяя самое удивительное в его красоте. Иногда этот её любовник, которого в глубине души она немножко презирала, внушал ей своего рода уважение. «Когда ты так невероятно красив, в этом есть даже что-то благородное», – думала она.
– Скажи мне, малыш… А как сама девица? Как она к тебе относится?
– Она меня любит. Она мной восхищается. Она ничего не говорит.
– А ты, как ты к ней относишься?
– Никак, – ответил он просто.
– Прекрасный любовный дуэт, – промолвила Леа мечтательно.
Он привстал и уселся по-турецки.
– Мне кажется, ты слишком много занимаешься ею, – сказал он резко. – Неужели ты совсем не думаешь о себе во всей этой истории?
Леа, приподняв брови и приоткрыв рот, взглянула на Ангела с удивлением, которое сделало её моложе.
– Да, я говорю именно о тебе, Леа. Ведь ты жертва. Страдающая сторона. Ведь это тебя я бросаю.